Спасатели разбитых сердец

Земля… Мне не пришлось долго размышлять, выбирая, куда проложить маршрут, какую цель задать навигационной системе корабля.

Я жаждал мести, но знал, что до Петра и Таниры мне не добраться. Они под защитой господина Стэлса. Вместе с тем я понимал, что Петра Воронцова не обрадует новость о жестоком убийстве близкого ему человека. Оставшиеся в моей голове воспоминания врага помогли с выбором жертвы.

Зинаида Метелкина. Петр собирался жениться на ней до знакомства с Танирой. В космическом приключении он часто вспоминал об этой девушке, переживал, как бы с ней ничего не случилось.

Я доберусь до Зинаиды, и с ней случится то, что Петру не могло привидеться в кошмарном сне. Он все увидит, и его слабое человеческое сердце прихватит от горя и ужаса.

И пусть сообщение на Эелькадо с видеотрансляцией убийства будет последним, что я отправлю в жизни… Что ж… мне все равно нечего терять. Все и так отнято по вине одного человека: студента, комсомольца и далее по списку земных регалий и титулов.

Глава 5. Тайна графа Безымяннова

Зинаида

Нина Климовна Рукавишникова – низенькая полная женщина в темно-сером шерстяном платье, говорила высоким взволнованным голосом, увлеченно повествуя о давно минувших временах, когда усадьба переживала свой расцвет. Выглядела директор музея лет на пятьдесят. Ее густые курчавые волосы с расстояния казались не то каракулевой шапкой, не то копеечным париком. На плечи была накинута связанная крючком широкая шаль, розовая с красными помпончиками. Нина Климовна имела привычку держаться за ее бахромчатые концы, не отпускала их даже когда указывала на картину или статуэтку девятнадцатого века.

Из ее лекции я запомнила лишь то, что усадьба в почти первозданном виде сохранилась благодаря известному писателю. Федор Леонидович Пичугин, большой любитель природы, охоты и их длинных нудных описаний в предложениях на полстраницы, владел поместьем на склоне лет. Из уважения к его трудам и ради сохранения памяти о старинном быте государственные чиновники присвоили усадьбе статус народного достояния и сберегли двухэтажный дворянский особняк от послереволюционного разгрома. Еще в память врезалась история о том, как мраморных львов для украшения парадной лестницы везли с Кавказа, и больше там ничего не отложилось.

Закончив лекцию для столпившейся в гостином зале съемочной группы, Нина Климовна подошла к сервированному пустой посудой столу и, как строгая учительница у доски, нахмурившись, погрозила пальцем:

– Я вас очень прошу, – ее голос вновь зазвенел в тишине, – только ничего не разбейте и не испортьте. Понимаете, здесь каждая чашка или бокал несет в себе живую память. А вы знаете, что Федор Леонидович всегда пил чай только с двумя ложечками сахара? И если прислуга по забывчивости или чтобы отсыпать себе и унести домой, клала в чашку одну ложку или даже полторы, хозяин поместья сразу это чувствовал и очень сердился. Вот какие привередливые были господа при царском режиме… Не то что наш простой люд, мы здесь в войну и вовсе сахара не кушали. А у них каждая мелочь была определена и внесена в распорядок для слуг.

– Извините, что перебиваю, уважаемая Нина Климовна, – режиссер забеспокоился, что лекция начнется по новой и затянется еще на пару часов.

– Я вас внимательно слушаю, Аркадий Натанович, – отозвалась директор музея. – Полагаю, вы хотели бы задать вопрос о жизни гения, озарившего светом его бытия наш скромный провинциальный уголок?

– Я считаю своим долгом вас успокоить. Не переживайте за сохранность музейных ценностей. Мы привезли нужный реквизит. Посуду, которой пользовался писатель, вам лучше убрать за стекло, – режиссер указал на высокий и длинный шкаф для посуды, очень красивый, из темного дерева и с резными накладками поверху. – В тот сервант она должна поместиться.

– О, это не сервант в нашем привычном понимании, а изысканный элемент итальянского гарнитура, – Нина Климовна вдохновленно встрепенулась. – Над ним работал знаменитый мастер…

Не обращая внимания на ее вспыхнувший с новой силой профессиональный энтузиазм, Аркадий Натанович проследил за тем, чтобы двое крепких мужиков из подсобных работников занесли в гостиную ящики с реквизитом и поставили у порога, не ступая на ковер.

– Начнем распаковку с посуды, – распорядилась помощница режиссера Арина, долговязая девица с немного грубоватыми чертами лица, которые она пыталась сгладить при помощи челки и завивки. – Осторожнее, сверху должен лежать сервиз. Тонкий ленинградский фарфор. Идеально подходит под стиль эпохи.

Нина Климовна и две пожилые сотрудницы музея, если не ошибаюсь, экскурсовод и завхоз, стали убирать чашки, из которых пил Пичугин, в итальянский сервант.

Аркадий Натанович подошел к окну, сильнее раздвинул шторы из плотной ткани – темно-серой с черными узорами, и выглянул во двор. Мягкий крупный снег медленно кружил в воздухе, ложась на каменных львов у крыльца и посаженные полукругом перед окном стриженные можжевельники, позади которых стеной стояли голубые ели.