– Повесим над комодом вместо этой хилой облезлой елки, – Аркадий Натанович критически отозвался о мрачном осеннем пейзаже, занимающем единственный гвоздь на стене. – Ваш мистический граф создает эффектный кадр и прекрасно дополняет нужную нам атмосферу романтики и девичьих воздыханий.
– Напрасно вы нам не верите, – сокрушенно покачала головой Нина Климовна. – Плохой он был человек. Много зла сотворил. Недолго прожил и сгинул как поганая скотина. Поговаривали, что утонул в болоте.
– Значит, туда ему и дорога, нехорошему человеку, – Аркадий Натанович сам взялся разместить портрет на видное место, потому что дамы из музейного коллектива побоялись к нему притронуться. – А картина еще сослужит нам добрую службу.
– Но люстра… – Нина Климовна с ужасом посмотрела на медного гиганта с фарфоровыми плафонами.
– Не переживайте, наш монтажник ее дополнительно укрепит, и больше она не упадет, – Аркадий Натанович выровнял повешенную на гвоздь картину и отошел полюбоваться. – Художник был талантливый. Граф прямо как живой смотрит.
– Он и есть живой мертвец, – сипло проскрипела экскурсовод. – Напрасно вы его потревожили. Ждите происшествий.
Нина Климовна шикнула на нее, запрещая болтать лишнее и тем самым позориться перед важными столичными гостями.
Разговор о мистике был окончен. Музейные дамы поняли, что спорить с режиссером бесполезно, и сменили тему.
Час мы потратили на подготовку гостиной. Нам повезло, что в особняке обнаружилась настоящая гримерная, где миниатюрная белокурая мастерица Лидочка помогла мне перевоплотиться в трепетную барышню. Сердце у меня и правда трепетало, то ли от волнительного предвкушения “выхода на сцену”, то ли на него так действовал тесный корсет, в котором было немножко трудно дышать.
Мы с Тоней отыграли простенькую сцену разговора двух подруг за вышиванием цветов. Весело и беззаботно болтали про ухажеров, вещие сны и заветные мечты. Парни в съемках не участвовали. Старого лакея играл заслуженный артист Прохор Афанасьев, он еще в немом кино снимался, и мы обе поневоле робели под его внимательным взглядом строгого надсмотрщика. Боялись, что заметит малейшую фальшь или просечет ошибку в реплике. Он ходил по гостиной из угла в угол и говорил сам с собой. По-стариковски ворчал, сетуя на легкомысленную молодежь. Ни к чему не придрался после окончания съемок первого усадебного куска, и от этого Тоня была готова плясать от счастья. А я… На меня напали странные мысли. Все мне казалось, что на меня смотрит не восьмидесятилетний заслуженный артист, а молодой аристократ с портрета.
После окончания нашего рабочего дня Тоня куда-то упорхнула со своим Филечкой, а меня взялся проводить Карен. Мы шли рядом, но не под ручку как влюбленная пара, и молчали. Я продолжала витать в странных мыслях, и парень это заметил.
– О чем задумалась? Не волнуйся. Все прошло у вас отлично! Ты выглядела и вела себя… как настоящая княжна Бекасова. Даже я бы поверил, не будь с тобой знаком.
– Пообещай, что не начнешь надо мной смеяться и обвинять в нелепой склонности к мистике, – мне захотелось для надежности взять с него слово.
– Честное комсомольское, – Карен заинтригованно улыбнулся.
– Я все думаю о том блондине, – призналась, смущенно глядя в его красивые темные глаза. – Вот представляешь, не выходит он у меня из головы.
– Что за блондин? – Карен в тот же миг посерьезнел.
Решил, что у него появился соперник и, наверное, начал в мыслях перебирать всех парней и мужчин постарше из приехавшей с нами толпы народу, кого можно назвать светловолосым.
– И зачем о нем так много думать? – с нарочитым удивлением спросил он, перебрав всех кандидатов и, должно быть, не обнаружив среди них никого более-менее достойного моей руки. – Еще мне интересно, Зин, ты разве что-то имеешь против брюнетов?
– Нет, ничего, – я приняла его намек.
– Лично я считаю, что брюнеты намного интереснее, – Карен гордо выпятил грудь, как настоящий гусар. – Они выглядят представительнее. А блондин – это так себе, моль бледная. Представь его рядом с брюнетом, и сразу поймешь, кто из них краше.
– Я думаю вовсе не о красоте ребят. Мне интересно узнать, что на самом деле могло случиться с графом Безымянновым, – объяснила я. – Верится с трудом, что вправду он утонул в болоте? Зачем бы разнаряженного джентльмена понесло в гиблые топи? А если бы он пошел охотиться на уток или вальдшнепов, то почему его не вытащили слуги?
– Нашла о ком думать! Может, слуги его и утопили! – громко сказал Карен с затаенным облегчением, думая, наверное: “Ух, пронесло”.
– Все может быть, – согласилась я.
– Ты сама слышала, он был плохим человеком, – напомнил парень. – Злобным эксплуататором. Кем-то вроде прославившейся зверствами Салтычихи, только мужского пола. Если граф бил и пытал крепостных крестьян, то за что им его любить и оберегать? Ничего удивительного в том, что несчастные угнетенные трудяги от него избавились при первом удобном случае. А чтобы избежать суда и не пойти всей деревней на каторгу, они сговорились наврать следствию, что граф сам утонул в болоте. Складно получается, правда ведь?