Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи

Тим глотнул и торопливо, украдкой облизал пересохшие губы. Он не знал, что тут можно ответить, что сказать, слишком уж элементарна, слишком примитивна была ситуация. Давно ослабевшие узы викторианского пиетета к общественному положению, чину и дисциплине, на котором английские офицеры до сих пор основывают свое право отдавать приказы, вмиг оборвались под двойным давлением опасности и неудачи, и все они — и он, и солдаты, и Ролт — перенеслись во времена, куда более давние, чем викторианская эпоха шелковых цилиндров и паровых машин. Они очутились в XIV веке, когда в случае неудачи шайка наемников без долгих разговоров приканчивала своего вожака, размозжив ему голову древками копий или отправив почти безоружного принять смерть от рук врага.

Тим оглянулся, смаргивая кровь; его не удивило, что от его авторитета не осталось и следа, он всегда смутно предчувствовал, что рано или поздно это случится. Теперь во взводе командовал Ролт, бывший под сильным влиянием Гаррела.

Тим обладал очень редким для человека его профессии чувством реальности и еще более редким спасительным фатализмом. Будь у него меньше здравого смысла, принадлежи он к более старшему поколению, он стал бы спорить, уговаривать и угрожать. И в результате солдаты набросились бы на него и убили бы тут же, на месте. Но он сразу увидел, что нужно подчиниться Ролту. О том, чтобы и дальше отдавать приказы самому, не могло быть и речи. К слишком уж гибельным последствиям привели предыдущие приказы. Сейчас он должен схватиться с Холтье один на один, и его люди — а вернее, люди Ролта — будут наблюдать за ними снизу. Если ему как-нибудь удастся вывести из строя бура, они поднимутся и добьют его, если же — что много вероятнее — произойдет обратное, солдаты с еще большим удовольствием прикончат Тима, потому что сами они лишь безучастные зрители смертельной схватки между двумя людьми, которые, как бы ни отличались они друг от друга, в равной мере для них чужаки.

Тим сунул в карман брюк три запасные обоймы и, держа в одной руке винтовку, быстро пополз зигзагом вверх к единственному прикрытию — двум валунам, которые одновременно скатились с вершины и, вдавившись в рыхлый сланец, образовали выемку. Валуны можно использовать как бруствер, правда не такой надежный, как на вершине, а в выемке мог бы укрыться человек.

Холтье успел три раза выстрелить в него, пока Тим добежал до места и, задыхаясь, с разбегу упал на землю за валунами. Одна пуля сорвала правый погон, другая ударилась прямо у самых ног, с такой силой швырнув ему в голени пригоршню камешков, что он вскрикнул от боли.

Он долго пролежал за валунами, уткнувшись лицом в землю, и все не мог отдышаться. Его так потрясло, так ужасало и то, что он сам натворил, и чуть было не учиненная над ним расправа, что ему было почти безразлично, убьет его Холтье или нет. Он допустил просчет, приведший к катастрофе; простую полицейскую операцию в помощь гражданским властям ухитрился довести до полностью проигранного, хотя и небольшого по масштабам, сражения. Четверо его солдат убиты, еще трое ранены, причем настолько тяжело, что даже те, кто выживет, останутся на всю жизнь калеками; взвод, позабыв о чувстве воинского долга, в панике бежал, а затем взбунтовался. И вот он остался один; человек с винтовкой против другого человека с винтовкой; они сразятся сейчас насмерть, как два гладиатора для забавы кровожадных зрителей, расположившихся внизу.

Теплый, золотистый свет внезапно коснулся развалин и большой желто-оранжевой волной быстро растекся по вершине горы, окрасив в рыжеватый цвет испещренный полосами песчаник. На секунду Тиму показалось, что у края самодельной крепости, в самом низу, что-то сверкнуло среди камней, и, приподняв винтовку дюйма на два над слоем гальки между валунами, он выстрелил. Этот первый за все время сражения ответный выстрел англичан не нанес противнику особого урона: пуля угодила в каменную глыбу и отколола от нее кусок песчаника. Ответ последовал немедленно, и Тим почувствовал, как задрожала прямо перед ним земля и во все стороны полетели каменные осколки. Он прижался к земле, распластался как только мог в неглубокой впадине, и тут же еще четыре пули чиркнули о загораживающие его валуны.