Спасатель 2

В город франков вести не стали, и прием устроили под большим шелковым пологом посреди лагеря. Слугам барона накрыли стол на улице, а четырех оруженосцев барона усадили в этом же шатре, но за отдельным столом, выделив им в компанию трех дружинников. Поначалу, беседа у отроков особо не клеилась. Латиняне - бургундцы и веронцы, прожили почти всю жизнь в Греции, а то и родились здесь, и эллинским наречием владели отлично. А вот русичи подобным умением похвастать не могли, и Лиховиду пришлось отдуваться за всех. Впрочем, он вполне сносно смог обсудить с собеседниками стати различных пород лошадей и рассказал про охоту на кабанов в приокских лесах, тем самым прослыв у франков изысканным кабальерусом.

Пока младшие рыцари, не стеснявшиеся пить вино кубками, шумно спорили о достоинствах лошадей из разных стран, за столом знати царили трезвость и спокойствие. И барон, и боярин одинаково полагали, что перед важным разговором не стоит утомлять ум вином, ктитору опьянеть мешала большая масса тела, а епископ к спиртному и вовсе был безразличен.

- Нет большего удовольствия, чем дружеская беседа, - льстиво заметил Сент-Омер, поднимая бокал и отпив из него символический глоток. - А скажите, мне, дорогие друзья, не станет ли германский император Фридрих, носящий титул салоникского короля, чинить препятствия Мануилу Дуке Комнину?

- До сих пор Фридрих не вспоминал о своих правах на Грецию, - напомнил Даниил. - А после принесения могучим и победоносным Мануилом клятвы верности императору Ватацу, союзнику Фридрихв, последний тем более не выскажет никаких претензий.

- А истинно ли, что ваш герцог летал как птица? И многие ли в вашем краю обладают таким умением?

- Истинно, - отозвался Проня, - правда, парил князь невысоко. А увидев сверху приближение агарян, разослал гонцов во все стороны, предупредив всех о нашествии. Но кроме него подвиг сей никому не удвался.

Весь обед сотрапезники не столько ели, сколько пытались разузнать друг у друга дальнейшие планы и выведать военные тайны. Но получилось прямо как в пословице - говорили много, да сказали мало.

Когда гостей проводили и на дороге улеглась пыль, поднятая копытами франкских лошадей, Проня вытер со лба пот и укоризненно повернулся к епископу:

- Владыко, отчего ты показал лиатинянам лишь слабейшую часть войска, да еще в самом неприглядном виде?

- Гавша рассказывал, - невозмутимо ответствовал священник, - как древний синский полководец учил: когда ты слаб, покажись противнику сильным, а если ты силен, притворись слабым. Пусть в афинском герцогстве не знают о нашей силе и не боятся, что мы нападем.

- Да нет у нас силы! - едва не перешел на крик рапалившийся боярин. - Лучники, правда, зело хороши, но мало их, щитоносцев совсем на донышке, а годной кавалерии и вовсе кот наплакал.

Ктитор Даниил, услышав, как обижают его всадников, заворчал, но не нашел, что возразить.

- Остальные же фессалийцы, как франк верно заметил, умеют только копать виноградники. Верно про них говорят, что отваги у греков хватает лишь на то, чтобы кинуть камень с верхнего этажа. И теперь в Афинском герцогстве считают, что у нас нет зельной армии.

Козельский иерарх выслушал негодующую речь боярина спокойно и с кроткой улыбкой, нравоучительно заметив:

- Лишь глупый посчитает своего противника бессильным. А если враг глуп, то одолеть его нетрудно.

Василий Дмитриевич открыл было рот, чтобы возразить, но совсем запутавшись в греческой казуистики, лишь махнул рукой и хмуро пошагал к ополченцам, отдыхающим после трапезы, с твердым намерением кого-нибудь отдубасить учебным мечом.

Франки и фессалонцы если и замышляли коварные планы, но нарушать мир не отваживались и пока притихли. Никейцы активно пользовались предоставленной им возможностью и процесс возвращения Фессалии под руку Мануила шел стремительно. Один за другим городки и селения в благодатной долине Пенея подчинялись своему законному деспоту, а заодно, и никейскому императору. Вскоре Никифор добрался до западных пределов державы, без боя овладев горными крепостицами на границе с Эпиром. Мирно прошло и подчинение северных пределов у границы с Македонией.

Там, в тридцати верстах к северу от Лариссы, в западных предгорьях Олимпа, располагался город Элассоны, к которому дукс Никифор не смел приближаться, опасаясь близости македонских войск. Но на тамошнего епископа надавили одновременно и никейский патриарх, и коллеги-иерархи Ларисский и Димитриадский, уже давно склонившиеся перед Мануилом. В результате в один прекрасный день из Элассоны пришло известие, что в соборе провозглашают молитвы не солуньскому “узурпатору”, а Иоанну Ватацу и Мануилу Дуке Комнину, причем именно в таком порядке, давая понять жителям, кто на самом деле тут главный.