Спас на крови

— Неужели есть основания сомневаться в чем-то? — поддержал Маканина Хиллман, мельком просмотрев содержимое светло-коричневой папки из тонкой кожи.

— Упаси Бог! — совершенно искренне заверил его Головко. — Но, как сами понимаете, порядок есть порядок.

Когда все формальности были утрясены и Хиллман в сопровождении извиняющегося Маканина покинул номер, Стогов спросил, кисло улыбнувшись:

— Ты что, действительно думаешь, что здесь может быть какой-то криминал?

Головко на это только вздохнул да руками развел, проговорив привычное:

— Вскрытие покажет.

Глава 2

Апрель в Нью-Йорке тот самый месяц, когда тысячи любителей здорового образа жизни высыпают по утрам на авеню и стриты, свято веруя в то, что бег трусцой поможет убежать от инфаркта, и когда семидесятилетний граф Воронцов еще до завтрака затребовал рюмку водки, вместо того чтобы взять на поводок престарелую гончую да пробежаться с ней по привычному маршруту, прислуживающий камердинер, бог знает с каких пор осевший в доме Воронцовых, даже рот приоткрыл в изумлении.

Иларион Владимирович… — выдавил он из себя, надеясь в душе, что ослышался и граф попросит вместо водки стакан апельсинового сока.

Ты что, не понял? — повысил голос обычно сдержанный Воронцов.

Американизированный потомок кубанского казака, ушедшего с остатками барона Врангеля из большевистской России, недоуменно пожал плечами. Водочка с утра — подобную роскошь могла себе позволить только безлошадная шелупонь, с хлеба на квас перебивающаяся в бедняцких районах Нью-Йорка да еще, пожалуй, на Брайтоне. Но чтобы русский граф, миллионер Воронцов мог опуститься до подобного… Это уже полная хренотень, как говаривал когда-то его папашка-неудачник, так и не сумевший выкарабкаться из российско-американской нищеты. Однако не посмев перечить графу, Степан многозначительно откашлялся и с долей язвинки в голосе уточнил:

— Вам со слезой прикажете или, может, из бара?

Воронцов уничтожающим взглядом покосился на оплывшего в плечах слугу, и тому, бедолаге, ничего не оставалось, как ретироваться на кухню, в холодильнике держались запасы уже годной к потреблению «Столичной».

Вернувшись в кабинет хозяина с подносом в руках, на котором кроме наполненного лафетничка красовалась еще и тарелочка с разрезанным на две половинки огурцом, Степан все-таки не вынес угнетающе мучительного ощущения от дикости начинающегося утра и как бы ненароком спросил:

— Случилось чего?

Поставив пустой лафетник на поднос, Воронцов хрумкнул половинкой огурца и только после этого покосился на скорбно стоявшего Степана, вид у которого был такой, будто он только что наложил в штаны и теперь не знал, что ему делать: то ли в ванную бежать, то ли на толчок рваться.

— Случилось.

— Надеюсь, не очередной обвал? — высказал предположение Степан, более всего опасавшийся финансовых крахов.

Воронцов невольно поморщился. Однако водка уже прошлась по груди, торкнулась в голову, и он, расслабляясь, уже более мягко произнес:

— Державин умер. В Москве. Только что из посольства звонили, спрашивали, какие будут распоряжения.

Степан не смог скрыть облегченного вздоха. Столько народу умирает вокруг, русским уже места на кладбище не хватает, а тут… Державин умер! Тоже мне, личность. Было бы из-за чего водку по утрам хлестать.

Однако надо было что-то говорить, может быть, даже языком поцокать, уподобляясь горю хозяина, но единственное, что смог выдавить из себя старый камердинер, так это возмущенно прокомментировать:

— Так он же здоровым улетал! С чего умирать-то?

— Вот и я о том же, — согласился с ним Воронцов. — Из Нью-Йорка улетал здоровым, а как только в Москву прилетел…

И он безнадежно махнул рукой.

— А от чего умер-то? — поинтересовался Степан.

— Вроде бы как инфаркт. По крайней мере Хиллману именно так сказали.

— Это серьезно, — констатировал Степан. — У моего отца тоже сердечко не выдержало. Инфаркт миокарда. Ему тогда едва за шестьдесят перевалило.

Вздохнул скорбно и с той же скорбью в голосе добавил:

— Видать, судьбинушка у русских такая.

Воронцов покосился на своего камердинера. За все годы, что он прожил в его доме, ни разу не слышал от него жалоб или стонов относительно судьбы РУССКОГО эмигранта в Америке, а тут вдруг… «судьбинушка такая». И отчего-то неприятно-колючим холодком прошлось под сердцем.

— Так он вроде бы попивал неплохо, папашка твой, — резонно заметил Воронцов. — К тому же Игорь не в Америке умер, а в России.

Видимо сообразивший, что он ляпнул лишка, Степан решил не вдаваться в опасные глубины дискуссии относительно судьбы русского эмигранта в Америке, однако все-таки не выдержал обидного для него упрека в адрес своего родителя и, уже стоя на пороге кабинета, угрюмо заметил:

— Игорь Мстиславович тоже попивал неплохо. Так что судить, кто от чего помер…