…По мере того как хваткий бармен вымучивал словесный портрет Даугеля, Головко прорисовывал мысленно схему убийства Державина. Всё вроде бы было ясно и понятно, кроме, пожалуй, главного.
Кто передал Даугелю фосфорсодержащий препарат, заложенный им в телефонную трубку? И зачем надо было закручивать столь сложные круги, задействовав для этой цели американца, когда всё это можно было проделать гораздо проще? Не из Америки же он его привез, хотя не исключался и подобный вариант.
Глава 8
Вот и не верь после этого толкователям снов, которые утверждают будто сны бывают вещие.
Еще не в состоянии до конца осмыслить телефонный разговор, который заставил учащенно биться сердце, Ольга Викентьевна опустила на одеяло телефонную трубку, откинулась головой на подушку и закрыла глаза.
Господи, так оно и есть! Три или четыре дня назад ей приснился сон, заставивший ее проснуться в холодном поту, и она даже кричала во сне или пыталась докричаться. Докричаться до человека, лицо которого она уже с трудом вспоминала, но который оставался для нее самой прекрасной любовью и от которого…
А вот об этом лучше не вспоминать, потому что с отлетом самолета, который уносил Игоря в далекую и оттого ненавистную Америку, ей казалось тогда, что ее жизнь уже закончилась, и она готова была наложить на себя руки, если бы… На тот момент она уже была беременна Златой, и именно это остановило ее от самоубийства. Да, она готова была убить себя, но только не ребенка, которого послал ей Бог.
Тридцать два года… казалось бы, всё забыто и быльем поросло, а вот поди же ты… Снова в памяти серебристый лайнер, взмывший над Москвой, и она, в страшном крике раздирающая рот.
Как в той далекой жизни, когда ее буквально спас, подставив свое плечо, Игорь Мансуров, ставший для Златы настоящим отцом.
Когда она проснулась, то подумала было, что это предательство с ее стороны, предательство по отношению к Мансурову, который погиб в автомобильной катастрофе полгода назад, но оказалось, что сон этот вещий, и телефонный звонок, после которого последовал длинный, поначалу непонятный разговор с сотрудником американского посольства, заставил ее поверить в это.
Скрипнув дверью, в комнату вошла Вера Викентьевна, которая сразу же после автомобильной катастрофы, в которой погиб Мансуров, переехала в довольно просторную квартиру на Проспекте Мира, чтобы хоть как-то облегчить жизнь своей искалеченной сестры, чудом оставшейся в живых. Составив с подноса на тумбочку тарелку с бутербродами и чашечку из тонкого китайского фарфора, она наполнила ее чаем и села напротив, видимо, почувствовав что-то неладное.
— Что, звонил кто-то?
Всё еще не в силах освободиться от воспоминаний, Ольга Викентьевна невольно вздрогнула и утвердительно кивнула головой.
— Неприятности?
Ольга Викентьевна покосилась на сестру, которая все эти полгода была ей за сестру-сиделку и няньку одновременно, освободив тем самым от неподъемных хлопот Злату, которая то по командировкам моталась, то с раннего утра до поздней ночи засиживалась в своей Третьяковке, и ее глаза вдруг наполнились слезами.
— Что, случилось что-нибудь? Оля! — забеспокоилась Вера Викентьевна.
— Звонили из американского посольства.
— И что? Хотят, чтобы ты провела очередную экспертизу? И ты как всегда…
Искусствовед Ольга Мансурова входила в десятку экспертов международного класса, и ее не оставляли в покое даже сейчас, когда она была прикована к постели, привозя особо спорные полотна известнейших художников прямо на дом.
— Что? Экспертиза? Какая экспертиза? — продолжая думать о чем-то своем, переспросила Ольга Викентьевна. Качнула головой и тут же задала вопрос, который заставил ее сестру широко раскрыть глаза. Уж не тронулась ли ее Оленька разумом, безвылазно находясь в четырех стенах? — Ты… ты помнишь Державина?
— Кого? — на всякий случай переспросила сестра.
— Державина. Игоря…
Не зная, как относиться к этому вопросу и к тому состоянию, в котором пребывала Ольга, Вера Викентьевна невразумительно пожала оплывшими плечами.
— И что с того?
— Так вот, только что звонили из американского посольства, некий Артур Хиллман.
На лице Ольги Викентьевны дернулся какой-то нерв, и она замолчала, словно что-то мешало ей говорить.
— Из американского? И что с того? — напомнила о себе сестра, в которой будто что-то замкнулось в далеком девяносто первом году, и она продолжала оставаться в душе «ответственным работником» Министерства культуры СССР и не очень-то жаловала Державина. — Неужто в его разлюбезной Америке стало настолько хреново и он надумал вернуться в Россию?
В ее словах сквозила нескрываемая издевка, и это заставило Ольгу Викентьевну невольно поморщиться. Она бы, конечно, могла одернуть сейчас свою старшую сестру, парой фраз поставить ее на место, напомнив о том, кто именно был виноват в том, что Игоря Державина выбросили из страны, как собаку безродную, и не ее ли разлюбезный горком партии приложил к этому руку, однако ее горло заполняла тяжелая, замешанная на обиде горечь, и она едва слышно шевельнула губами:
— Не смей так говорить!