Спарта. Миф и реальность

Как сами спартанцы называли созданный Ликургом политический строй, мы не знаем. Учитывая обычную для спартанцев манеру искусственно архаизировать и стилизовать под старину даже революционные инновации, они могли сохранить для характеристики созданной Ликургом политии слово «евномия» (ευφνομπσα), т. е. благозаконие[210]. Так называлась поэма Тиртея, прославлявшая политический строй Спарты (название засвидетельствовано Аристотелем (Pol. V. 6. 2. 1306 b 40) и Страбоном (VIII. 4. 10 р. 362)), и одна из наиболее известных элегий Солона (Sol. 3 Diehl³). Этот же термин или производные от него употребляют Геродот (I. 65. 2–66. 1) в своем рассказе о политических преобразованиях Ликурга и Фукидид (III. 18.1), говорящий о том же самом, но без упоминания имени Ликурга. В слове ευφνομιτσα удачно сочеталось два важных момента: представление об исономии (ιφσονομιακχ)[211], т. е. о равенстве всех перед законом, и представление о хороших законах в противовес плохим (какономии) или даже анархии (дисномии). Возможно, сами спартанцы никакого иного названия для характеристики своей политической системы не использовали.

Большая ретра оказалась слишком демократичным для своего времени документом. При первой же возможности — длительном пребывании в состоянии войны — в ретру внесли некоторые изменения явно реакционного характера. Началось движение в обратную сторону — от либеральной конституции, давшей значительные права народу, в сторону конституции олигархической. Знаменитая поправка, или добавление к Большой ретре, которую, как правило, считают принятой при царях Феопомпе и Полидоре[212], скорректировала первоначальную ликургову конституцию в сторону ослабления в ней демократического потенциала (Plut. Lyc. 6. 7–8). По-видимому, слишком большие права, данные народному собранию в Большой ретре, вызвали ответную реакцию со стороны традиционных аристократических структур. В результате свобода речи в апелле была ограничена. Цари и геронты, вероятно, получили право veto[213]. М. Арнхейм, оценивая значение поправки, заявляет: «Поправка, по-видимому, переместила баланс назад в пользу аристократической герусии»[214]. Принципиальное ограничение суверенитета апеллы, по-видимому, не вызвало каких-либо серьезных возражений со стороны рядовых граждан: в течение длительных Мессенских войн спартанцы жили по законам военного времени, что только усиливало «политический инфантилизм»[215], столь характерный для спартанского общества в целом. Однако не стоит преувеличивать уровень давления традиционных властей на спартанскую апеллу. Введение поправки вовсе не означало, что с этого момента граждане стали пассивными участниками народного собрания. Не исключено, что в классической Спарте гипотетическая возможность обсуждения все же оставалась, но как часто рядовые спартиаты ею пользовались, неизвестно.

Ответным ходом на принятие поправки, но-видимому, стало учреждение повой полисной магистратуры — эфората. И не важно, по чьей инициативе была создана эта должность и с какими первоначальными задачами. Как только эфоры сменили царей в качестве председателей народного собрания (а это произошло, скорее всего, в середине VI в. до н. э.), поправка к Большой ретре потеряла свою силу.

* * *