Спарта. Миф и реальность

Чтобы лучше представить себе систему управления спартанским государством, надо помнить одну очень важную черту, присущую полисам со слабоструктурированным правящим сословием. На это обратил внимание И.Е. Суриков: «Некоторые архаичные черты государственного устройства Спарты давали ее властной элите определенную свободу для маневрирования. В частности, всегда оставалось не вполне понятным, кто в спартанском полисе является носителем суверенитета… В различных ситуациях в этой роли могли выступать: апелла (как воплощение гражданского коллектива), эфоры (как полномочные представители гражданского коллектива), герусия (в силу традиционного авторитета), цари (в силу харизматического статуса)… Как следствие такого положения вещей один орган или носитель власти мог дезавуировать решение, принятое другим…Иными словами, если та или иная акция, скажем тех же царей, достигала успеха, геронты и эфоры могли "задним числом" санкционировать се как официальную государственную инициативу, а если она, напротив, влекла нежелательные последствия, те же геронты и эфоры попросту "открещивались" от нее»[101]. В основе многих труднообъяснимых поворотов спартанской политики и нелогичных с точки зрения обыденного сознания политических решений лежала именно эта особенность спартанской правящей элиты: слабая специализация властных структур, ведущая к размыванию четких критериев их полномочий. В такой ситуации очень большую роль приобретал так называемый человеческий фактор: степень влияния той или иной коллегии эфоров во многом зависела от наличия или отсутствия в ней крупных политических фигур.

Большое значение для усиления власти эфоров имело их председательство в народном собрании (Thuc. 1. 87. 1–2 — эфор Сфенелаид в 432 г.). Когда именно эфоры сменили царей в качестве председателей апеллы, точно неизвестно. Скорее всего, это произошло ближе к концу архаического периода, возможно, в сер. VI в.[102] С этого момента в руках эфоров оказался очень важный рычаг давления на общественное мнение. Конечно, если одни и те же эфоры в течение года фактически руководили деятельностью народного собрания, то они, что вполне естественно, могли самым решительным образом влиять на принимаемые решения. В тех немногих случаях, когда Ксенофонт упоминает спартанскую апеллу, он говорит о ее решениях как принятых «эфорами и народным собранием» (Hell. II. 4. 38; III. 2. 23; IV. 6. 3), но чаще апелла вовсе не фигурирует в тексте «Греческой истории». Ксенофонт считал достаточным сослаться на одних эфоров, так как именно они формулировали решения, принимаемые апеллой, и как ее председатели выражали мнение пассивного большинства. В свое время оксфордский профессор Энтони Эндрюс, оценивая особенности политической структуры Спарты, обратил внимание на то, что тандем «эфоры — апелла» мог успешно функционировать только при наличии консенсуса между этими двумя частями: «Мы не знаем ни одного случая конфликта между эфорами и народным собранием: мы знаем несколько судов над царями, но вплоть до бедствий III в. до н. э. мы не слышим, чтобы эфор привлекался к суду за его прошлую деятельность. Избранные из всей массы граждан, они, в общем, отражали чувства избирателей и, очевидно, понимали, насколько далеко могут заходить в своей независимости»[103].

Если V век можно назвать веком эфоров — тогда эта коллегия действительно главенствовала над всеми остальными органами власти, — то уже в IV в. положение постепенно начинает меняться. К сожалению, от IV в. сохранилось очень мало свидетельств об эфорате и его взаимодействии с герусией и царями. Однако то немногое, что нам известно, говорит скорее о фактическом ослаблении власти эфоров. При сильных царях, подобных Агесилаю, последнее слово почти всегда оставалось за ними. Так, в суде над Сфодрием, совершившим должностное преступление (он вроде бы по собственному почину совершил рейд против Афин), решающим оказалось мнение именно Агесилая (Xen. Hell. V. 4. 23–33). К 378 г. Агесилай уже 22 года как был царем и, по всей видимости, очень ловко научился манипулировать судебной коллегией, контролируя голоса как геронтов, так и эфоров. Для оправдания Сфодрия Агесилаю хватило одного-единственного аргумента. Он заявил, что Спарта нуждается в таких воинах, как Сфодрий, и потому его нельзя предавать казни, несмотря на то что оп бесспорно виновен (Xen. Hell. V. 4. 32). Как отмечает П. Кэртлидж, «суд над Сфодрием был самой зрелищной иллюстрацией фундаментально недемократического характера правовой системы в Спарте. Решающим для исхода суда над Сфодрием стало мнение только одного человека — царя Агесилая»[104].