Спарта. Миф и реальность

Аристотель, не вдаваясь в подробные объяснения, указывает только на то, что способ избрания эфоров был «слишком уж ребяческим» (παιδαριώδης — Pol. II. 6. 16. 1270 b 28). То же слово παιδαριώδης он использует, говоря об избрании геронтов (II. 6. 18. 1271 а 11). Не исключено, что обе коллегии выбирались одним и тем же способом. Вероятно, решите принималось в зависимости от силы крика, и результат выборов приближался к жеребьевке. Недаром Аристотель утверждает, что эфорами могли стать совершенно случайные люди, чуть ли не первые встречные (δντες οι τυχόντες έκ τυχόντων ειοι — Pol. II. 6. 16. 1270 b 29; γίνονται οι τυχόντες — II. 7. 5. 1272 a 30). Из этих слов Аристотеля следует, что коллегия, избираемая из всех граждан без учета их происхождения, экономического положения и реальных заслуг, в своей массе должна была состоять из рядовых спартиатов, среди которых попадались и люди весьма бедные. И действительно, если судить но данным традиции, эфоры, как правило, не были важными фигурами. За пять столетий существования этого института можно назвать всего несколько крупных политиков, в свое время бывших эфорами, — это Хилон, Брасид, Эндий и Анталкид. По сути дела, эфорат был анонимным органом власти. В традиции сохранилось удивительно мало имен эфоров, всего 76, включая эпонимов. Конечно, как отмечает· П. Кэртлидж, «не все эфоры были простыми или бедными людьми; закон средних величин означает, что люди аристократического происхождения или большого богатства также время от времени должны были избираться эфорами, и именно они скорее, чем рядовые спартиаты, способны были сделать что-либо экстраординарное во время своего (единственного) эфората»[110].

В своей краткой реплике об эфорате Аристотель допускает парадоксальное на первый взгляд утверждение, что это институт демократический. Подобная дефиниция объясняется, сгорев всего, тем, что философ имел в виду исключительно принцип отбора эфоров, действительно выглядевший вполне демократичным (Pol. 1265 b 35–40; 1270 b 16–26; 1294 b 19–31). По мнению Аристотеля, «этот правительственный орган придаст устойчивость государственному строю, потому что народ, имея доступ к высшей власти, остается спокойным» (II. 6. 15. 1270 b 17–19).

Поскольку никаких других данных о способе избрания эфоров у нас пет, кроме краткого и не совсем ясного свидетельства Аристотеля, в пауке нередко высказывались сомнения в самой возможности так называемого демократического выбора эфоров. Так, известный отечественный антиковед и медиевист В.Г. Васильевский еще в сер. XIX в. писал: «Избрание их попадало тем или другим путем в руки господствующей олигархии; эфоры избирались из среды всех, но не всеми»[111]. Позволит.! себе высказать предположение о невозможности для спартанцев строго следовать принципу случайности при выборе своих главных магистратов. Зная, какое огромное значение придавалось в Спарте военной доблести (Thuc. VI. 11. 6; Xеn. Lac. pol. 4. 10; Plat. Leg. 630 d 4–631 b 1, 688 a 1-d 5; Dem. XX. 107; Arist. Pol. 1270 a 5–6, b 23–25, 37–38, 1271 a 41— b 10; Plut. Lyc. 26), трудно поверить, что при избрании эфоров эта важнейшая составляющая биографии всякого спартиата вовсе бы не учитывалась. В отличие от богатства и аристократического происхождения, которые, вероятно, на первых порах не играли особой роли в выборном процессе, личная доблесть, проявленная на военном поприще, была, скорее всего, основным критерием при избрании эфоров.

Эфоры образовывали коллегиальный орган власти, состоящий из пяти членов (Xеn. Ages. I. 36; Arist. Pol. II. 7. 3. 1272 a 7; Cic. De rep. II. 33; 58). Один из пяти эфоров объявлялся председателем коллегии, и по его имени назывался год. Правда, такой метод датировки начинает употребляться пе ранее 2-й пол. V в. Среди историков первым воспользовался этим способом датировки Фукидид (II. 2). К тому же периоду относится и одна лаконская надпись, где упомянут эфор-эпоним (IG Dial. Sel. 19). Что касается событий ранней спартанской истории, то античные авторы при их датировке использовали счисление по олимпиадам или афинским архонтам.