Созвездие Близнецов

— Нет, — ответил Минкин на свой вопрос, — гений не останется втуне. Гениальность клокочет. Знает гений свое предназначение или не знает, он чувствует жажду и жаждет ее удовлетворить. Вы чувствуете? Творить. «Что сотворить? — спросит гений, чувствующий клокотание, но не определивший своего пути. — Если я гений, значит ли это, что на любой стезе я достигну вершин?» — «Нет, — отвечу я, — отнюдь не на любой, а лишь в указанном тебе направлении». — «Но что за стрелка укажет мне путь? — спросит находящийся на распутье гений. — Где тот камень? Где письмена?»

— Где письмена? — повторил Минкин, и публика подалась вперед.

— Мистика, — сказал Минкин.

«Мистика, мистика! — говорю я. — Мистика!»

Минкин возвысил голос:

— На часах присутствует двенадцать чисел.

На звездном небе двенадцать знаков.

Каждому овощу свое время.

Минкин выждал мгновение.

— Путь гениальному творцу, — провозгласил Минкин, — укажет созвездие, в котором он рожден. — Минкин показал пальцем на потолок. — Разные созвездия указывают разным гениям путь, но великие художники, как известно, рождаются в созвездии Близнецов.

Минкин умолк. Он достал из кармана носовой платок и вытер пот с лица.

— Я кончил, — сказал Минкин.

Публика яростно аплодировала. 

6

Коля вздрогнул и обернулся: Зинаида Нарзан участливо смотрела на него.

— А-а-а! — протянул Коля. — Да! Суть где-то здесь.

«Он все-таки очень странный», — подумала Зинаида Нарзан.

— Да, суть где-то здесь. Ведь все это правила?

— Николай Николаевич, я все понимаю. Недаром вы мне сразу понравились. Еще когда я увидела ваш натюрморт... Правда, это не показатель. Работа не показатель. Работа, конечно, не главное.

«Работа, конечно, не главное. Бибиков тоже так говорит. Но Бибиков... Это же другое. Это не здесь. Странно...»

— Правда, когда я увидела ваш натюрморт, я сразу поняла, что натюрморт этот странен. Но в вас я не сразу заметила странность, а ведь именно странности отражают гениальную суть.

«Да, суть. Но ведь Бибиков не говорил же о сути?.. Да нет, Бибиков вообще о другом. Нет, не о другом. Где-то здесь связь», — думал Коля.

— Я все думала, — горячо продолжала Зинаида Нарзан, — что вам нужно найти свою индивидуальность, как всем. Как всем. Здесь все объяснится, и скоро всем всё станет ясно...

«Не все еще ясно. Суть не ясна. Здесь какого-то важного пункта не хватает», — думал Коля.

— Скоро всем станет ясно, кто гений, — говорила Зинаида Нарзан, — не хватает одного только пункта, и я хотела бы надеяться, что вы... Ваш натюрморт превосходен, и вы мне очень понравились... Нужны только странности. Да, вам нужно... бу-бу-бу-бу... да... бу-бу-бу-бу... индивидуальность, как всем.

«Как всем, — думал Коля, — штамп в паспорте, потому что работа — это не главное. Нет, это Бибиков. Если все отличаются от всех остальных... Одним каким-нибудь общим признаком. Или не одним, а системой. Ну конечно же, правила. Вот суть. Ну!. Один только пункт! Что-то еще, и все станет ясно. Но суть... Суть в том, — думал Коля, — да ведь вот он, пункт. Суть в том, что на стуле Пушкин сидеть не умел».

— Пушкин на стуле сидеть не умел, — сказала Зинаида Нарзан.

—  Да-а-а-а! — выдохнул Коля и попятился к дверям. 

7

Боган ждал. Наступило время триумфа. Сейчас зададут последний вопрос.

— Вопросы есть? — спросил Минкин.

Все молчали.

— Вопросы есть? — повторил Минкин.

Молчали.

— Вопросы есть? — в третий раз спросил Минкин.

Публика не торопилась с вопросами: публике все было ясно, а вопросы... Кому же охота в глазах просвещенного общества оказаться невеждой? Даже наивный композитор из Харькова, и тот не спросил.

А Боган ждал. Ждал вопроса.

«Ну, должен же кто-то спросить?» — думал Боган.

«Ну, должен же кто-то спросить?» — думал Минкин.

«Ну, должен же кто-то спросить?» — думали все.

Однако никто ничего не спрашивал.

Тербенев посмотрел на Богана, посмотрел на Минкина и все сообразил. Понял Тербенев, что для кого-то числа, знаки и овощи имеют практический смысл. Понял и для кого. Тербенев едко так улыбнулся. Он встал.

— А в каком месяце Солнце входит в созвездие Близнецов? — спросил Тербенев. Знал, интриган, прекрасно, просто для публики спросил.

— Власть созвездия Близнецов, — торжественно сказал Минкин, — распространяется на июнь месяц.

— Это точно? — недоверчиво переспросил Тербенев.

— Если точно, — сказал Минкин, — то влияние созвездия Близнецов начинается двадцать второго мая и кончается двадцать второго июня. Следовательно, — закончил Минкин, — великий художник должен родиться в этом промежутке.

Публика молча ждала. Никто из них не родился в созвездии Близнецов, а если бы и родился, не было больше художников.

Настало время триумфа.

Уши Богана медленно повернулись в сторону Минкина, а глаза с торжеством — на Тербенева и, воздев сведенные пальцы, Боган провозгласил:

— Я — гений.

Все трепетно молчали. Никто не дышал. Свершилось.

И тогда Тербенев подошел к Богану и, глядя ему в глаза, с удовольствием сказал:

— Ты ошибаешься, Паша: гений не ты, а я.

Публика ахнула.