Созвездие Близнецов

— Итак, гений — существо исключительное, — стал читать Минкин. — Болезнь мозжечка, а часто и вызванные ею физические уродства с ранних лет порождают в гении комплекс неполноценности, который с годами уступает место гениальному самосознанию, а до тех пор комплекс неполноценности требует компенсации в виде актов самоутверждения. Постепенно развивается шизофрения, которая в свою очередь развивает врожденную гениальность. Отсюда вывод: шизофрения неизменно сопутствует гениальности, так же как и наоборот. Шизофрения определяет характер и поведение гения, которые всегда странны для окружающих. — Минкин возвысил голос. — Гений никогда не бывает таким, как все. Он всегда и во всем отличается от большинства. Он — монстр.

«Это правило, — подумал Коля. — Это же правило».

— Странность — симптом шизофрении. Но шизофрения — симптом гениальности. Странность — симптом гениальности.

«Правила, — подумал Коля, — Исключение может быть правилом? Может быть частное общим? Тогда, значит, можно штамп в паспорте. Бибиков? Ну при чем же здесь Бибиков?»

— Странностей не нужно объяснять — они необъяснимы. Странностями нужно восхищаться. Странность — откровение гения. В обществе присутствует гений, — сказал Минкин.

Все оглянулись.

— Он молчит, он не отвечает на вопросы, он весь погружен в себя, — Минкин наращивал темп, — но вот он глухо забормотал, он прищурился, вам кажется, он измеряет вас глазами, но это не так — он в другом измерении. Или он неожиданно громко рыгнул, расхохотался, стал нецензурно ругаться. Возможно, он сам не знает, что его смешит или раздражает, но он что-то чувствует. Обыватель, конечно, возмутится: обыватель боится истины, его шокируют нецензурные выражения. Не исключено что он даже попытается физически расправиться с гением — нанесет ему побои, или выгонит вон из квартиры, — но тонкий человек, человек, понимающий природу искусства, увидит в эпатирующем поведении гения лишь проявление гениальной сути и склонится перед ним. Потому что странность — это вопрос, на который ответом может быть лишь такая же странность. Если человек, которого общество считает гениальным, не имеет странностей, он не гений, он — всего лишь кумир. Великие люди имели великие странности.

Минкин сжал правую руку в кулак и как три лозунга выбросил три примера:

— У Наполеона дрожала икра — он считал это признаком. Ван-Гог резал уши и посылал их по почте Гогену. По свидетельству Хармса, Пушкин на стуле сидеть не умел.

«Пушкин?.. На стуле сидеть не умел?.. Что это?.. — Колю как обухом по голове. — Что это?.. Как это?.. Где?..»

Коля вскочил.

«Вон оно что!.. Вон оно где!.. Вон — суть ясна».

Коля резко повернулся и вышел из комнаты.

А Минкин продолжал:

— Странность — откровение гения. Предсказать невозможно, какой именно странностью проявится следующий гений. Быть может, он будет подскакивать через каждые четыре шага или сворачивать самокрутки из зеленого чая, а может быть, он возвестит о себе неистовым лаем».

Громкие аплодисменты покрыли его последние слова.

«Ах, если бы он залаял!» — подумала Зинаида Нарзан и тихо вышла из комнаты. 

5

Длинный стол не сверкал хрусталем: в захватанных бокалах остатки вина, среди ржавых яблочных огрызков грязные тарелки с костями, с подмокшими окурками, с полосками ветчинного жира — все некрасиво. Над благородными черными этикетками лохмотья фольги. Увяли цветы, и белая скатерть в лиловых и розовых пятнах.

В конце стола сидел мистик, одиноко глодая куриную ногу.

Вялое действие в глубине комнаты, там друг против друга сидели психолог-фрейдистка и Сухов-Переросток; и психолог-фрейдистка вычитывала ему из блокнотика, а Сухов-Переросток согласно носом клевал.

Коля стоял у окна и смотрел в темноту, туда, где в глухом уснувшем дворе сквозь густой снегопад просвечивал вертикальный ряд одинаковых окон.

«Наверное, лестница там, — подумал Коля. — Лестница, наверное, там. Лестница там. Наверное. Лестница...»

Что за черт! — подумал Коля. Что это я? Думаю черт знает о чем? Как будто отвлечься хочу. От чего? Да, ссылка. Нет, не ссылка, а кое-что поважнее ссылки. Это — сейчас. Это здесь и это насущно. Потому что здесь суть. Именно суть. И именно здесь. Суть сути — в отсутствие сути, но и не это; а уже самое главное то... то, что это где-то уже было. Было, но тогда не узнал.

— Глава последняя, — объявил Минкин, когда утихли аплодисменты, — глава заключительная.

Компас гения. Гений остается гением. Он будет им в любом случае — это данность. Его гениальность не зависит ни от каких открытий, ни от шедевров искусства, напротив: эти открытия и шедевры зависят от нее. Но и не создав ничего, он все равно останется гением, потому что гениальность это не разряд и не должность, но, подобно дворянскому званию, она дается человеку от рождения и навсегда.

Минкин перевел дух.

— Что же, — сказал Минкин, переведя дух, пока публика обдумывала его последние слова, — гений остается втуне?

Минкин обвел головой полукруг.