Сожженные мосты

Совсем больная… Это же додуматься — в лоб грузовику выйти. Ненормальная, лечиться надо. До добра не доведет — то в губернатора стрелять собралась, то на встречную полосу вырулила нарочно. Лечиться надо.

Бросил измятую в пальцах сигарету на обочину дороги, сплюнул. Ну, Збаражский, ну козел… Подсунул…

И что теперь делать?

Так ничего и не решив, граф Ежи направился к своей машине. Гравий хрустел под ногами, сердце немного улеглось, уже не стучало как сумасшедшее…

— Что с тобой?

Уткнувшись в руль, графиня Елена горько плакала.

— Что с тобой? Почему ты плачешь?

— Ты меня ударил…

Господи…

— Меня никто так не был. Меня вообще никто не бил.

А может — и не помешало бы…

— Ну извини… Извини…

Елена продолжала всхлипывать.

— Зачем ты так сделала? Тебе что, не хочется жить?

— А зачем?

Вопрос этот, простой и бесхитростный, поставил графа Ежи Комаровского в совершеннейший тупик. Он просто не знал, что на него ответить и сам не задавался никогда подобным вопросом.

Вопрос этот с его точки зрения был безумен сам по себе, он просто не имел права на существование. Как это зачем жить? Человек просто живет. Он живет, чтобы исполнить свой долг, чтобы продолжить свой род, чтобы принести пользу окружающим и Отечеству своему. Да и в жизни есть немало чего интересного помимо Отечества и долга, стоит только глаза пошире раскрыть. Да, есть люди, которые кончают с собой, есть те кто упорно ищут смысл жизни, считая что в смысле этом есть какая-то непостижимая тайна. Граф Ежи считал таких людей опасными идиотами, смущающими других людей своим бредом.

Но вопрос был задан, и ему надо было что-то отвечать. А отвечать не хотелось.

— Подвинься — нарочито грубо, стараясь скрыть свои чувства, сказал он — скажи, куда тебя отвезти?

— Поехали на мост.

На какой — уточнять не стоило…

* * *

Движение на мосту, несмотря на то что уже наступила ночь, ночь летняя, светлая и обманчивая, ничуть не ослабело. Для графа привычного к Петербургской жизни — это было дико. В санкт Петербурге до сих пор по ночам разводили мосты, несмотря на множество проектов под Невой так и не построили тоннель. Видимо, берегли своеобразие этого удивительного города, русской столицы. Поэтому в Питере по ночам не принято было ездить на автомобиле и вообще находиться на улице. Разве что прогуляться по набережной Невы, проехать на неспешном речном трамвайчике, ходящем и ночью, почитать Пушкина, Лермонтова, Есенина… Летом в Санкт Петербурге были удивительные ночи, видно все было как днем. А тут… ночь, а поток машин по набережной — с моста этот поток казался этакой блестящей, фосфоресцирующей желтой змеей, не имеющей ни начала ни конца — стал едва ли не больше чем днем… Где-то в районе Маршалковской в небо били светящиеся столбы прожекторов — один из ночных клубов именно так привлекал посетителей.

Подняв тент и заперев свою столько на сегодня натерпевшуюся машину, граф неспешно пошел вслед за дамой своего сердца, которая уже взбиралась по довольно узкой стальной лестнице. Наверху, чуть ли не в сотне метров над неспешно текущей Вислой. Мало кто знал про эту смотровую площадку, да и забираться туда было нелегко.

На мгновение мелькнула мысль, что у прекрасной и необузданной пани хватит ума броситься оттуда в Вислу, поэтому граф поднажал, догоняя свою даму. Но не успел — она уже забралась на площадку и сейчас задумчиво смотрела куда то вдаль.

— Здорово здесь, правда… — мечтательно выдохнула она.

Граф Ежи никак не мог понять — когда она бывает нормальной, а когда ей в голову взбредают всякие безумства…

— Здесь холодно…

Граф снял свой китель, набросил на плечи девушки. Та не пошевелилась — она стояла словно статуя.

— Что ты там видишь, вдали?

— Там? Жизнь…

Граф решил, что настало время действовать, но форсировать события не стал. Для начала достаточно просто обнять, что он и сделал.

— Не надо… — сказала девушка.

— Почему же…

— Потому что будет больно.

— Кому?

— Тебе. Мне. Мне, наверное, больнее.

— Почему? Ты неравнодушна к этому…

— Глупец.

По тону, каким сказаны были эти слова, граф понял, что и в самом деле — полный глупец. Промах.

— Тогда почему?

— Потому что у нас нет будущего.

— Будущее творим мы сами — граф искренне так считал, и сложно было найти русского, который считал бы по-другому.

— Ну вот. Ты говоришь как москаль.

— Господи… Ты можешь раз и навсегда забыть это слово! — Комаровский по-настоящему разозлился — москаль! Что значит это слово?! Какой смысл оно несет?! Какую Польшу ты хочешь? Чего ты добиваешься? Свободы? Кто из нас несвободен? Ты или я? По-моему больше ты, у тебя в голове полно всяких глупостей и от них ты не свободна! Не москали делают тебя несвободной — ты сама делаешь себя несвободной! Черт бы тебя побрал!

Граф Ежи отошел в самый угол смотровой площадки, на которой в этот час никого не было. На сей раз прикурить получилось. Так он и курил, сбрасывая пепел в текущую метрах в ста ниже воду, пока не почувствовал легкое прикосновение.

— Извини…

Граф не обернулся.

— Ну, извини… Правда… я не хотела.

— Я москаль.

— Ты… хороший, правда…

Иезус Мария…

Поцелуй вышел просто оглушительный — иного слова не подберешь…