— В конце концов было принято решение централизовать разные специализированные операции, — продолжал Смит. — В глобальной информационной среде необходима глобальная координация. Для этого был создан психологический корпус. У нас был огромный бюджет и почти никакого надзора. Мы проводили исследования и операции, каждая из них была новым социальным экспериментом. Мы разрабатывали механизмы манипулирования обществом.
Мы превратили школы нашей страны в культурные лаборатории, составляли микросхемы человеческого мозга. Целью было всеобщее согласие. Например, оказалось легко увлечь народ идеей войны, но настроения людей быстро менялись. Нужно, чтобы ненависть не пылала, а медленно тлела, не угасая. В атмосфере постоянной опасности и напряжения возникает строгое повиновение.
— Судя по твоему возрасту, ты помнишь, когда одновременно возникли все эти организации: Департамент террора, Департамент религии, Новая Церковь, бригады освобождения.
— После Колумбуса, — ответил Руперт. — Тогда мир изменился.
— Ты совершенно прав, — согласился доктор Смит. — Все эти отдельные операции провели синхронно, чтобы построить бесконечную иллюзию. Мы использовали местные мифы в собственных целях. Самое время выпить чаю. Надеюсь, Люсия поможет мне встать.
Они перешли в подобие гостиной, расселись на разномастных стульях и пили крепкий чай из облупленного чайника на батарейках, который стоял на потертом табурете у стола доктора Смита. Они пили из щербатых кружек со смешными картинками. Руперту достался водопроводчик Марио из видеоигры.
— Зачем это было нужно? — спросил Руперт. — Почему все так резко поменялось?
— Нам надо было до конца реализовать стратегию, — объяснил Смит. — Мы хотели выстроить систему, которая обеспечит полный контроль над людьми и ресурсами. Страна теряла покорность. Государству становилось сложнее держать население в подчинении. Нам нужно было укрепить власть, предотвратить возможную анархию. Требовался страшный удар, который бы шокировал общество и сломил его сопротивление.
Мы решили, что в долгой перспективе лучшие результаты приносит объединение бога и государства. Византийская империя просуществовала тысячу лет, а египетская гораздо дольше. Нам хотелось создать такую же устойчивую систему.
Мы хотели построить «фараоново» государство, которое стало бы объектом религиозного поклонения, священным даром небес. Наше исследование показало, что божественное государство должно представать всемогущим и всеведущим, а главное, внушать страх.
Благодаря современным технологиям государство и впрямь стало почти всеведущим. Эта часть была самой простой.
Важнее всего было напугать народ, а потом объявить себя его защитником. Если ты принимаешь официальную версию событий, то легко поверишь, что враги государства — твои враги, и что если государство сильно, то и ты силен. Когда наше новое образцовое государство побеждает предателя или чужую армию, истово верующие граждане чувствуют, что это их победа. Понимаешь, о чем я?
— Да, — ответил Руперт. — Церковь и телевидение одурманивают людей идеологией, а с теми, кто не поддается, разбирается Департамент террора, верно?
— А большинство людей — дураки, которые верят всему, что слышат, — сказала Люсия.
— Я бы с тобой поспорил, — возразил доктор Смит. — Где-то в глубине души большинство покорных граждан понимает, что обожаемое ими государство способно их уничтожить. Они прославляют то, что их пугает, заставляют себя верить, будто они особенные и их минует этот кошмар, что репрессии коснутся кого-то другого. Это единственный способ не смотреть в лицо правде. А правда заключается в том, что люди беспомощны.
— Но через некоторое время они начинают искренне верить в святость государства, — сказала Люсия. — Мне встречались люди, которые впадали в ярость, когда я пыталась открыть им глаза.
— Ярость — признак того, что на самом деле они сомневаются, — пояснил Смит. — Так проявляется их внутренняя борьба с правдой. Нашей стране официально или де-факто подчиняются две трети мира, но это не империя. Мы стираем с лица земли целые города, но называем себя освободителями. Мы уничтожаем миллионы людей, но почитаем бога, который заповедовал: «Не убий».
Так или иначе, все видят эти противоречия. Поэтому мы предлагаем заменить внутренний конфликт на внешний. Публично казненные и убитые на войне люди символизируют сомнения и страхи граждан, внутреннее стремление к правде, которое мы в себе подавляем, потому что вынуждены принимать ложь. Убийства и кровопролитие не устраняют внутренних противоречий, ведь они не решают главную проблему — отрицание реальности. Так и задумано. Как ты думаешь, почему?
— Потому что это полностью развязывает вам руки, — сказал Руперт. — Пока идет война, можно объявить в стране чрезвычайное положение. Верно?
— И они называют эту войну священной, — добавила Люсия. — Священная война, священное правительство… только не задавай вопросов, иначе станешь предателем-еретиком-мыслепреступником.
— Это и есть фараоново государство, — заметил Руперт.
— Совершенно верно, — согласился Смит.