Создатель звезд

Кстати говоря, примерно в то же время Джон пошел в школу, но продержался там всего три недели. «Он дурно влияет на остальных детей, – пояснила директриса. – Кроме того, он совершенно не поддается обучению. Боюсь, что ваш сын, хотя он, судя по всему, и интересуется некоторыми узкими областями знаний, умственно неполноценен и нуждается в особом отношении». Выполняя требования закона, Пакс сделала вид, что обучает сына самостоятельно. Чтобы ей угодить, Джон заглянул в школьные учебники и мог цитировать их наизусть. Что же до понимания, то он вникал в интересовавшие его предметы не хуже авторов книг и игнорировал те, что были ему скучны. В таких областях он мог быть совершенным идиотом.

Покончив с биологией, Джон забросил интеллектуальные достижения и сосредоточился на физическом развитии. Этой осенью он не читал ничего, кроме приключенческой литературы и нескольких работ по джиу-джитсу, и большую часть времени проводил, практикуясь в этом искусстве и выполняя гимнастические упражнения собственного изобретения. Кроме того, он стал питаться по диете, тщательно выстроенной по одному ему известным принципам. Пищеварительная система всегда была слабым местом Джона и, кажется, оставалась недоразвитой гораздо дольше остального его тела. До шести лет он не мог переварить ничего, кроме особым образом обработанного молока и фруктового сока. Вызванный войной дефицит продуктов делал питание Джона еще более проблематичным, и он часто страдал от расстройств пищеварения. Взявшись за этот вопрос самостоятельно, он разработал замысловатую, но довольно скудную диету, состоявшую из фруктов, сыра, солодового молока и хлеба из муки грубого помола в сочетании с тщательно рассчитанными периодами отдыха и упражнений. Мы все над ним смеялись – кроме Пакс, которая следила за тем, чтобы все его запросы были удовлетворены.

Благодаря ли диете, гимнастике или чистому усилию воли Джон вскоре стал невероятно силен для своего возраста и веса. Один за другим все соседские мальчишки оказывались втянутыми в поединок. И один за другим терпели поражение. Конечно, отнюдь не сила, а подвижность и хитрость давали Джону превосходство над противниками, которые были гораздо крупнее него. «Если этот мальчишка сумеет уцепиться, как ему удобно, – говорили вокруг, – тебе конец. И ты не сможешь его ударить, слишком уж он верткий».

Самым же странным было то, что окружающим неизменно казалось, что каждый раз агрессором был не Джон, а его противник.

Кульминацией стало поражение Стивена, который к тому времени был капитаном школьной команды регби и хорошим другом Джона.

Однажды мы с Томасом беседовали о чем-то в его кабинете и услышали звуки необычайной потасовки в саду. Выглянув наружу, мы увидели Стивена, который тщетно бросался на ускользавшего от его ударов Джона. Тот отпрыгивал и своими детскими кулачками наносил удары ужасающей силы по лицу противника, которое было практически неузнаваемо от исказивших его растерянности и ярости, совершенно нехарактерных для обычно добродушного Стивена. Оба противника были измазаны кровью, по видимости, из разбитого носа Стивена.

Джон тоже выглядел иным существом. Его губы растянулись в нечеловеческой смеси оскала и улыбки. Один глаз заплыл от единственного удачного удара Стивена, второй напоминал дыру в маске. Когда Джон приходил в ярость, зрачки его глаз невероятно расширялись, а радужка становилась практически невидимой.

Драка была столь невероятной и беспримерной, что несколько мгновений мы с Томасом стояли парализованные. Наконец, Стивен сумел поймать дьяволенка – или ему это было позволено. Мы бросились вниз по лестнице на выручку. Но к тому времени, как мы оказались в саду, Стивен пыхтя извивался на земле, а его заломленные за спину руки были пойманы в цепком захвате паучьих лапок Джона.

Во внешности Джона в тот момент было что-то поразительно зловещее. Скорчившись и вцепившись в Стивена, он действительно походил на паука, готового высосать жизнь из своей измученной жертвы. Я помню, что от этой картины меня замутило.

Мы застыли, озадаченные невероятным поворотом событий. Джон оглянулся и встретился со мной взглядом. Никогда больше я не видел выражения столь надменного, столь исполненного отвратительной жажды власти, как в тот момент на лице этого ребенка.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Мое лицо, должно быть, отразило ужас, который я испытывал, потому что взгляд Джона мгновенно изменился. Ярость моментально пропала и уступила место сначала любопытству, затем – глубокой задумчивости. Неожиданно Джон рассмеялся своим необычайным смехом. В нем не было торжества, скорее нотка самоиронии и, возможно, благоговения.

Он отпустил свою жертву, поднялся и сказал: «Стивен, приятель, подымайся. Извини, что вывел тебя из равновесия».

Но оказалось, что Стивен потерял сознание.

Нам так никогда и не удалось узнать, из-за чего началась драка. Когда мы спросили об этом Джона, он ответил: «Все уже в прошлом. Давайте просто обо всем забудем. Бедняга Стивен! Но я-то, конечно, не забуду».