Создатель звезд

Какое-то время Джон сидел и размышлял. Потом услышал в доме голос отца и поспешил туда. «Эй, Док! – кликнул он. – Если бы у тебя был пациент, которого ты не мог вылечить, и однажды пришел кто-то другой и вылечил его, что бы ты сделал?» Томас, занятый какими-то своими делами, рассеянно ответил: «Понятия не имею. Наверное, поколотил бы за вмешательство». Джон был поражен: «Но почему? Ведь это было бы невероятно глупо!» Отец, все еще занятый своими мыслями, ответил: «Думаю, да. Но люди не всегда поступают разумно. Все зависит от того, как поведет себя этот человек. Если бы он выставил меня дураком, мне наверняка захотелось бы дать ему пинка». Джон какое-то время смотрел на отца, потом сказал: «Понятно».

«Док! – неожиданно объявил он. – Мне обязательно надо стать сильным, таким же сильным, как Стивен. Если я прочитаю все эти книги, – он оглядел медицинские тома в шкафах, – я узнаю, как стать ужасно сильным?» Его отец рассмеялся и ответил: «Боюсь, что нет».

Следующие полгода Джоном руководило два стремления: стать непобедимым бойцом и научиться понимать окружавших его человеческих существ.

Второе далось ему проще всего. Джон принялся изучать наши поступки и мотивы, частично – расспрашивая нас, частично просто наблюдая. Вскоре он обнаружил два важнейших факта. Во-первых, мы зачастую сами были поразительно несведущи в том, какие мотивы нами двигают. Во-вторых, во многих аспектах он сам разительно от нас отличался. Много лет спустя он сам признался мне, что именно тогда стал понимать собственную уникальность.

Надо ли говорить, что уже через пару недель его характер полностью переменился? Он сумел с необычайной точностью воспроизвести тот налет скромности и щедрости, что считается столь характерным для англичанина.

Несмотря на молодость и еще более юную внешность, Джон стал невольным и непритязательным главарем во время многочисленных детских выходок. Начиналось все обычно с клича: «Джон обязательно придумает, что делать!» или «Найдите этого дьяволенка Джона – он мастак в таких делах». В беспорядочных боевых действиях, которые велись против учеников местной частной школы (они проходили по нашей улице четыре раза в день), именно Джон планировал засады. Неожиданной яростной атакой он чудесным образом мог обратить поражение в победу. Он был как маленький Юпитер, вооруженный молниями вместо кулаков.

Эти битвы были в какой-то мере отголоском происходившей в Европе большей войны. Но мне кажется, Джон вдобавок специально разжигал их ради собственных целей. Они давали ему возможность совершенствовать как физическую силу и ловкость, так и талант скрытного управления окружающими.

Неудивительно, что отныне соседские дети говорили друг другу: «Джон теперь – просто молодец», в то время как их матери, более впечатленные его манерами, чем военным гением, замечали: «Джон стал таким умницей. Не осталось ни следа от этих его ужасных странностей и чванства».

Даже Стивен снизошел до похвалы: «На самом деле Джон – нормальный парень, – сказал он своей матери. – Трепка пошла ему на пользу. Он извинился за газонокосилку и сказал, что надеется, что не поломал ее».

Но для Стивена судьба еще готовила сюрпризы.

Несмотря на уверение отца, Джон проводил свободные минуты среди книг по медицине и философии. Анатомические атласы интересовали его невероятно, и чтобы как следует их понимать, ему приходилось читать. Его словарного запаса, разумеется, было недостаточно, и Джон последовал примеру Виктора Стотта и прочел от корки до корки сначала большой словарь английского языка, затем – словарь терминов по физиологии. Вскоре он уже читал настолько бегло, что ему достаточно было окинуть взглядом страницу, чтобы приблизительно понять и запомнить ее содержимое.

Но Джон не мог удовольствоваться только теорией. Однажды Пакс, к своему ужасу, застала его за разделыванием дохлой крысы посреди гостиной – он предусмотрительно расстелил газету, чтобы не испортить ковер. Впредь его занятия по анатомии, как практические, так и теоретические, проходили под руководством Дока. На несколько месяцев Джон полностью посвятил себя только им. Он оказался необычайную искусным в препарировании и микроскопии. И при каждой возможности подвергал отца настоящим допросам и зачастую обнаруживал в его ответах путаницу – пока наконец Пакс, помнившая математиков, не настояла на том, что доктор должен сделать передышку. После этого Джон занимался уже без надзора.

Затем, так же внезапно, как прежде математику, он забросил и анатомию. «Ты покончил с изучением жизни так же, как с числами?» – спросила Пакс. «Нет, – ответил Джон. – Но жизнь не столь связна, как числа. Она не образует единого целого. Со всеми этими книгами что-то не так. Конечно, я часто вижу, как они глупы, но должно быть что-то еще. Во всех книгах есть какая-то изначальная ошибка, которую я не могу обнаружить».