Создатель звезд

Отношения Джона с отцом были совершенно иными. Джон извлек много пользы из живого ума доктора, но между ними так и не возникло настоящего взаимопонимания и общности вкусов. Я не раз замечал, как на лице Джона, когда он слушал отца, на мгновение появлялось насмешливое выражение, а порой – отвращение. Чаще всего это происходило в те моменты, когда сам Томас считал, что открывает перед мальчиком тайны человеческой натуры и секреты вселенной. Надо ли говорить, что не только Томас, но и я, и многие другие вызывали в Джоне то же изумление и отторжение. Но Док оставался основным источником этих чувств, потому, наверное, что был самым ярким, самым впечатляющим примером умственной ограниченности нашего вида. Я уверен, что Джон не раз намеренно провоцировал отца, заставляя его произносить целые лекции. Он как будто говорил себе: «Я должен как-то научиться понимать странные создания, что господствуют на этой планете. Вот прекрасный образец. Нужно с ним поэкспериментировать».

К тому времени, надо признаться, я сам все больше интересовался невероятным созданием по имени Джон. И одновременно невольно все больше подпадал под его влияние. Оглядываясь назад, я понимаю, что уже тогда он отметил меня на будущее и предпринимал первые шаги, чтобы меня поймать. Его отношение ко мне было основано на единственном хладнокровном предположении: что я, человек средних лет, был, по сути, его рабом. Что, как бы я не смеялся над ним и не бранил его, втайне я видел в нем превосходящее меня существо и в душе был его верным псом. Какое-то время я мог развлекаться, изображая независимого человека (в то время я неумело строил из себя свободного журналиста), но рано или поздно должен был покориться хозяину.

Когда Джону исполнилось восемь с половиной лет, его, как правило, принимали за странного ребенка лет пяти или шести. Он по-прежнему играл с детьми, которые принимали его как своего, хотя и считали, что он немного с причудами. Тем не менее он мог принимать участие и в разговорах взрослых. Конечно же, Джон обычно был либо слишком просвещен, либо слишком мало знал о жизни, чтобы нормально участвовать в беседе, но его слова никогда не казались совершенно неуместными. Даже самые его наивные замечания обычно были поразительно глубокими.

Впрочем, наивность Джона быстро сходила на нет. Теперь он с немыслимой скоростью прочитывал невероятное количество книг. Не было такой книги, на которую у него ушло бы больше двух часов – каким бы сложным ни был описываемый в ней предмет. Многие он мог освоить за четверть часа. Но большинство пролистывал за несколько секунд и отбрасывал как не стоящие внимания.

Порой во время чтения Джон мог потребовать, чтобы кто-нибудь (отец, мать или я) отвез его посмотреть на процесс какого-то производства или в лабораторию, чтобы понаблюдать за экспериментом, спустился с ним в шахту, поднялся на борт корабля или отправился на место некоего исторического события. Чтобы удовлетворить эти запросы, приходилось прикладывать огромные усилия, и зачастую нам не хватало влияния. Кроме того, многие запланированные поездки отменялись из-за страха Пакс перед нежелательной оглаской. Так что каждый раз, когда мы все-таки отправлялись в очередное путешествие, приходилось делать вид, что присутствие Джона было случайностью, а его интерес – ребяческим и неосознанным.

Между тем в деле познания мира Джон не находился в полной зависимости от старших. Он завел привычку вступать в разговоры с самыми разными людьми, желая «узнать, чем они занимаются и что они думают о всяких разных вещах». Он мог обратиться к человеку на улице, в поезде или на проселочной дороге – и всякий, кто оказывался вовлеченным в беседу с этим мальчишкой с огромными глазами, волосами как овечья шерсть и взрослой манерой речи, в конце концов обнаруживал, что сказал больше, чем намеревался. Я убежден, что таким необычным способом Джон за месяц узнал о человеческой природе и проблемах современного общества больше, чем любой из нас узнает за всю свою жизнь.

Мне посчастливилось стать свидетелем одной из таких бесед. Объектом исследования оказался владелец крупного универсального магазина в ближайшем промышленном городе. Джон подкараулил мистера Магната (лучше не упоминать его настоящего имени) в поезде, на котором он с утра добирался на работу, и разрешил мне присутствовать, но только при условии, что я притворюсь, что с ним не знаком.

Мы позволили нашей добыче пройти через турникет и устроиться в купе первого класса. После этого подошли к кассе, где я несколько смущенно попросил «в первый, один полный и один детский». После этого мы разделились и по очереди проникли в вагон мистера Магната. Когда я вошел в купе, Джон уже сидел в углу напротив выдающегося человека, который время от времени поглядывал поверх газеты на странного ребенка со лбом, как скала, и глазами, как пещеры. Вскоре после того, как я устроился на сиденье по диагонали от Джона, вошли еще двое коммерсантов, которые тут же погрузились в чтение газет.