Создатель звезд

Такие же, как он, или, по крайней мере, подобные ему, наверняка живут сейчас на земле, и многим еще, наверное, предстоит появиться на свет. Но, как обнаружил сам Джон, подавляющее большинство и без того немногочисленных сверхнормальных существ, которых сам он порой называл «пробудившимися», либо слишком хрупки физически, либо настолько неуравновешенны психически, что не способны оставить сколько-то заметного следа в истории. Насколько односторонне бывают развиты сверхнормальные дети, можно узнать из отчета мистера Бересфорда о жизни несчастного Виктора Стотта. Я надеюсь, что дальнейшие записки сумеют создать образ ума, одновременно невероятно «сверхчеловеческого» и в то же время крайне человечного.

Чтобы читатель не вообразил себе просто невероятно одаренного ребенка, я для начала опишу Джона, каким увидел его в двадцать третье и последнее лето его жизни.

Он и впрямь был похож скорее на мальчишку, чем на мужчину, хотя иногда его юное лицо принимало необычайно задумчивое и даже умудренное выражение. Худощавый, с длинными конечностями, он имел какой-то незавершенный ребяческий вид, обычный для начала созревания, но при этом обладал своеобразной совершенной грацией. Для тех, кто хорошо его знал, Джон несомненно был созданием, полным непреходящей красоты. Но незнакомцев зачастую отталкивали необычные пропорции его тела. Такие люди называли его похожим на паука. Его туловище, жаловались они, слишком мало, ноги и руки слишком длинны и гибки, а голова – сплошные глаза и лоб.

Сейчас, перечисляя эти черты, я не могу объяснить, как вместе они могут слагаться во что-то прекрасное. Но в Джоне им это удавалось, по крайней мере, для тех из нас, кто был способен взглянуть на него без предвзятости, основанной на внешности греческих богов или кинозвезд. С обычным для него отсутствием ложной скромности Джон однажды заметил: «Мой внешний облик становится первой проверкой для человека. Если он не научится со временем, узнав меня, видеть меня красивым, я понимаю, что он мертв внутри – и опасен».

Но позвольте мне прежде закончить описание. Как и все его товарищи-колонисты, Джон обычно разгуливал голышом. И таким образом обнаруживалась его неразвитая, несмотря на возраст, мужская натура. Обожженная полинезийским солнцем кожа стала коричневой с сероватым, почти зеленым оттенком и слегка розовела на щеках. Его руки были невероятно крупными и жилистыми. В какой-то мере они выглядели более зрелыми, чем остальное его тело. Для них описание «паучьи» казалось как нельзя более подходящим. Голова определенно была крупной, но не чрезмерной в сравнении с длинными конечностями. Судя по всему, для уникального развития его мозга более требовалось увеличение количества извилин, нежели самого размера. Но все-таки голова Джона была крупнее, чем казалась, так как ее форма скрадывалась волосами, курчавыми, как у негра, но белыми, как овечья шерсть, которые на деле практически облегали скальп тонкой шапочкой. Нос был маленьким и приплюснутым, почти монголоидным. Губы, полные, но четко очерченные, всегда находились в движении. Они были непрерывным комментарием к его мыслям и чувствам. Не единожды приходилось мне наблюдать, как они сжимались в линию, выдававшую непоколебимое упорство. Глаза Джона по всем стандартам были слишком крупными для его лица, из-за чего оно всегда имело как будто кошачье или ястребиное выражение. Низкие, выдающиеся вперед брови лишь подчеркивали это ощущение, но озорная, почти мальчишеская улыбка частенько совершенно его уничтожала. Белки глаз Джона были практически невидимыми, зато зрачки – огромными. Странные зеленоватые радужки казались обычно лишь тонкой каймой. Но под тропическим солнцем зрачки сжимались до размера булавочных головок. В итоге глаза являлись самой очевидной его «странностью». Тем не менее взгляд Джона не обладал той же необычайной подчиняющей силой, что описана в деле Виктора Стотта. Точнее, чтобы почувствовать его влияние, человек уже должен был знать кое-что о том грозном духе, что скрывался за ним.

Глава II. Ранний период

У отца Джона, Томаса Уэйнрайта, были причины полагать, что давным-давно среди его предков затесались испанцы и марокканцы. И действительно, в чертах его лица было что-то романское и даже арабское. Все признавали, что он обладает блестящим умом. Но Томас отличался странностями и многими почитался за неудачника. Медицинская практика в небольшом городке на севере страны не давала ему достаточно простора, чтобы проявить свои таланты, но предоставляла множество возможностей не поладить с окружающими. На его счету было несколько замечательных исцелений, но Томасу недоставало врачебного такта, а его пациенты не чувствовали к нему того доверия, что так необходимо для успеха врача.