Создатель звезд

Это общее изображение времени, в котором Создатель звезд существует как творящая сила. Самая верхняя точка – начало и конец времени Создателя звезд. Время движется по ходу часовой стрелки. Каждое деление обозначает начало и конец времени каждого космоса. Разумеется, сроки существования различных вселенных несопоставимы между собой. Постепенное увеличение длины делений условно обозначает последовательный рост зрелости и сложности творений. «Точка зрения Вечности» обозначает вечное созерцание Создателем звезд (как вечным и абсолютным духом) всего бытия. Целью творящего духа является полная реализация своих способностей и достижение вечного созерцания посредством наивысшего развития окончательного космоса. Более ранние вселенные не достигали такого уровня развития. История каждого космоса видится под прямым углом, с точки зрения Создателя звезд. Он, конечно, способен воспринимать историю любого космоса последовательно, но он также может воспринимать ее всю сразу. История некоторых вселенных могла бы быть обозначена окружностью, поскольку время в них было циклическое. История вселенных, имевших несколько временных измерений, может быть изображена в виде областей. Я же здесь обозначил только очень немногие из бесконечного количества сотворенных вселенных.

Странный Джон

История на грани между правдой и шуткой.

Олаф Стэплдон

Глава I. Джон и автор

Когда я сказал Джону, что собираюсь написать о нем книгу, он рассмеялся.

– Ну конечно же, – сказал тогда он. – Это было неизбежно, смешной ты человек.

В устах Джона слово «человек» часто было равнозначно слову «дурак».

– Говорят ведь, – заметил я, – что и кошке позволено смотреть на короля.

– Да, – ответил он. – Но может ли кошка по-настоящему увидеть короля? Можешь ли ты, киска, по-настоящему разглядеть меня?

Вот так этот странный ребенок обращался ко взрослому.

И Джон, конечно, был прав. Хотя я и знал его с самого рождения и в каком-то смысле был близким другом, я практически ничего не знал о внутреннем, настоящем его существе. На сегодняшний день все, что мне известно, – это поразительные события в его жизни. Что он не умел ходить до шести лет, но до того, как ему исполнилось десять, совершил несколько краж и убил полицейского. Что в восемнадцать он, все еще выглядевший как маленький мальчик, основал свою странную колонию в районе Южных Морей. А в двадцать три года, по-прежнему имея не самую солидную внешность, обхитрил шесть военных кораблей, посланных шестью Великими Державами на его поимку. Я знаю, как погибли Джон и все его последователи.

Это – известные мне факты. И даже рискуя быть уничтоженным какой-нибудь из шести Держав, я все-таки должен рассказать миру о том, что помню.

Кое-что из известного мне будет очень трудно объяснить. Неким странным образом я понимаю, почему он основал колонию. И я знаю, что он никогда не рассчитывал на успех, хотя и отдавал все силы достижению свой цели. Он был убежден, что рано или поздно мир прознает о нем и уничтожит все, что он создал. «У нас есть шанс, – однажды сказал он, – не больше одного на миллион». И рассмеялся.

Смех Джона вселял беспокойство. Это был низкий, быстрый, рокочущий звук. Он напоминал мне тихую трескучую прелюдию, которая часто предвещает по-настоящему грозный раскат грома. Но за смехом Джона не следовало никакого грома, лишь мгновение тишины – и мурашки пробегали по затылку любого, кто его слышал.

Я уверен, что в этом нечеловеческом, беспощадном, но никогда злобном смехе содержался ключ к пониманию всех тех черт характера Джона, которые были для меня загадкой. Вновь и вновь я спрашивал себя, почему он смеялся именно в этот момент? Над чем он смеялся? Что на самом деле означал его смех и был ли этот странный звук именно смехом или свидетельством какой-то эмоции, недоступной моему виду? Почему, например, ребенком Джон смеялся сквозь слезы, опрокинув на себя чайник и ужасно ошпарившись? Меня не было рядом, когда он погиб, но я уверен, что в последнее мгновение своей жизни он искренне рассмеялся. Почему?

Не умея ответить на эти вопросы, я не могу понять сущности Джона. Его смех, я убежден, происходил из какого-то опыта, находившегося совершенно за гранью моего восприятия. Поэтому я, как утверждал Джон, самый не подходящий для него биограф. Но если я промолчу, факты его поразительной жизни будут потеряны навечно. Так что, несмотря на некомпетентность, я должен записать все, что сумею, в надежде, что, попади эти страницы в руки существа того же, что и Джон, уровня, его разум сумеет увидеть сквозь неуклюжие слова странный, но величественный дух самого Джона.