Взвыв от боли, Гав бросился к выходу, на ходу шаря окровавленной лапой в поясной сумке, в поисках ключа. Добежать манул не успел. Неожиданно возникшая прямо перед ним фигура, смазанным движением махнула рукой с зажатой в ней горлышком от битой бутылки и котолак почувствовал, как грудь ему заливает теплая вязкая кровь, толчками льющаяся из распоротого стеклом горла. Последнее, что он услышал перед переходом — негромкий смешок незнакомца.
Рэйс внимательно разглядел и общупал манула, перед тем как затолкнуть его тело в уже начатую бочку с вином и забить крышку обратно.
— Эй, вы двое! — начальник охраны, надрываясь и натужно пыхтя, выкатил-таки наверх, по крутым ступенькам подвальной лестницы, объемную дубовую бочку, — Что застыли, бестолочи! Взяли бочку и быстро за мной!
Двое подручных, рывшихся в завалах на первом этаже, опрометью бросились к шефу, подхватили тяжелую бочку и едва поспевая поторопились вслед, негромко матерясь на неожиданно свалившуюся на них работу.
Дважды к котолаку подбегали обитатели особняка с какими-то докладами, но тот лишь раздраженно отмахивался от них лапами и упрямо следовал к изуродованному шагоходу в проулке перед особняком.
— Все. Бочку поставили и бегом обратно! И чтобы, когда я вернусь, первый этаж был разобран. Испарились, бестолочи!
Зашуганные начальственным гневом котолаки, моментально сорвались с места, и прыжками помчались обратно в усадьбу.
В страхе перед жестоким начальником охраны, никто из них даже не заметил, что Гав орал на них, не открывая рта.
Рэйс дождался, пока клирик с его командой закончат выковыривать Дарга из шагохода и скроются в лабиринте узких улочек, и только тогда сообщил еноту свои новости.
— Ты охренел, кожаный?!! Да лучше бы ты вино украл, Рейс! Награду за чмошную обезьяну обмыли бы! А теперь что нам делать?!! — Карачун орал на мага, подпрыгивая на месте от душившего его негодования, — На кой хрен ты украл дракона у его семьи?
— Этот урод его убить хотел, дракон стал ненужным свидетелем, — ответил маг, сидя верхом на бочке, в которой лежало бесчувственное тело Раса.
— Ты ни хрена не знаешь об этом мире! Эта банда — его семья! Семья, мать твою! И что происходит в этой семье не наше с тобой дело. Он бы рано или поздно вернулся бы. А теперь что с ним делать? Нас в усадьбе на куски порвут, но жить оставят. Чтобы потом снова на куски рвать.
— Значит поедет с нами, объясним по дороге, что не нужна ему такая семья.
— Угораздило же меня с идиотом связаться. Вот нахрена я у Чумохода этот заказ перекупил, сидел бы сейчас на Фелисе и наслаждался жизнью. Так нет, приключений захотелось на сморщенную жопу. Мудак я старый, короче… — последние слова Карачун уже прошептал, падая задницей на землю; Рэйс еле их расслышал.
— Все так плохо? — человек спрыгнул с бочки и подошел к сидящему Ловцу.
— Могло быть и лучше, — Карачун посмотрел снизу вверх и неожиданно улыбнулся, — А слабо вернуться и прикатить еще одну бочку, но уже с вином?
— Эй, малой, где тут можно найти судно, идущее на Фосген? — окликнул Карачун, пробегающего мимо медвежонка.
— А в рыло за малого? — тот остановился, и покосившись на енота, гордо выпрямился во весь рост и развернувшись, нагло посмотрел на него сверху вниз.
— А в жопу за рыло? — лениво парировал Ловец, почесав лапой нос. Именно той лапой, на которой был надет браслет Ловца.
— Твою ж… Кхм, нет сейчас сообщения со столицей, господин Ловец, сезон отливов — пролив сузился. Только Кривой Муций разве что… Хотя, как по мне, так лучше флайерами добираться, чем на его байдарке через береговых пиратов пробиваться.
— Да мы с приятелем разоримся, деньги на воздух выкидывать; полеты с пересадками ни хрена не дешевы. Где найти этого кривого?
— Да на его же скорлупе. У седьмого пирса стоит — "Белая морячка".
— Спасибо, бро. И это… извиняй за мало́го; я старик почти, для меня вы все дети.
Идти до корабля было неблизко, седьмой пирс был предпоследним. Карачун наблюдал, как по мере его продвижения к дальнему концу порта, состояние кораблей ухудшается, быстро приближаясь к отметке "таз железный, дырявый". Дойдя до начала нужного пирса, енот тоскливо прочитал на борту ближайшей посудины название "Гробуша".
"Белая морячка" была единственным судном, на котором кипела жизнь. Критически обозрев фелюгу, енот удостоверился, что она и новая-то не представляла из себя ничего особенного, а с годами все только усугубилось.
— Команда раздолбаев, — проворчал под нос Карачун, поднявшись беспрепятственно на борт.