Создатель балагана

– Все сидели. Просто у одних было преимущество: они пока сидели – получали силу. Согласен. Поначалу вы хорошо поработали, и это принесло свои плоды. Но потом вы поняли, что путь, по которому пошел мир, может не только возвысить вас, но и низвергнуть. И стали всеми силами этому мешать. А после решили взять власть в свои руки, пока можете. Не спорю, момент выбрали очень удачный. Чуть раньше – у самих сил бы не хватило. Чуть позже – не успели бы, – Громовержец пожал плечами. – Но теперь ваша сила будет измеряться не молитвами, а людскими делами. Идеями. Планами. И… впредь не стоит думать, что в противники вам достался никчемный старый бог, который уже ничего не может.

– Это почему же?

Вот теперь Юлиус уверился, что драка будет. Едва ли не синхронно Гефест, Посейдон и остальные сделали шаг вперед. Блеснул в неровном свете трезубец, качнулся молот, мелькнул чей-то кинжал, выскочивший из рукава. Мошенник не был трусом, но сейчас отчаянно осматривал помещение в поисках неприметных местечек, в которых можно было бы пересидеть и подождать, чем все закончится. От него сейчас не было никакого проку.

Зал заволокло тучами. Черными и тяжелыми. Они заполнили все пространство, так что Юлиус ничего не видел перед собой, кроме смутных силуэтов. Волосы знакомо встали дыбом, как будто мошенник вновь куда-то перемещался. Раскат грома прозвучал так внезапно, что Корпс вздрогнул.

А следом за ним, с такой же силой и мощью зазвучал голос Зевса.

– Остановитесь!

Слово прокатилось по всему залу. Отдалось от стен и ударило в голову. Затем оно стихло и единственным оставшимся звуком оказалось легкое потрескивание.

– Договор подписан, – произнес Громовержец уже более спокойно. – И вы сами подписали его. К тому же, в нем есть пункт, что отменить его действие могут только все боги разом. Если хотя бы один будет против – все останется, как было.

– Я не помню, чтобы я его подписывал, – возразил Гефест.

– Но ты узнаешь свою подпись? Или ты хочешь сказать, что это подделка?

Эту фразу Зевс произнес мягко, но смысл, вложенный в нее, мошенник понял сразу. «Уж не хочешь ли ты сказать, что я, повелитель Олимпа, вру тебе?» – вот что подразумевал Зевс.

«Действительно, он не выживший из ума старикан. И не веселый дедушка. Он – Бог! И не стоит об этом забывать», – подумал Юлиус и не смог понять, кому он адресует этот вывод – Гефесту или самому себе.

– Узнаю, – произнес Кузнец. – Хотя, повторюсь, не помню, чтобы я его подписывал. Бумажку принес Гермес, и я не удивлюсь, если здесь сокрыто какое-нибудь мошенничество.

– Ты меня обижаешь, – возмутился тот. – Когда это я опускался до подобного?

Тучи рассеялись, и Юлиус вновь смог рассмотреть присутствующих. Теперь они уже выглядели не так грозно. Кажется, боги были обескуражены. Некоторые – до такой степени, что стали уходить, не прощаясь. На том месте, где за мгновение до этого стоял Посейдон, взметнулась волна и с шипением ушла вниз, сквозь пол, оставив после себя островки пены. Прекраснейшая из бессмертных, Афродита, надула губки и, звонко цокая каблучками, направилась к двери. За ней, тяжело переваливаясь, пошла грузная Деметра, бормоча под нос что-то о нерадивых жрецах. «Молиться надо было лучше, храмы выше и жертвы богаче…» – сумел расслышать Юлиус. Гестия исчезла молча и незаметно.

Что же вы так, – Зевс оперся подбородком о сложенные руки, мягко улыбнулся и вмиг превратился в добродушного старичка, на вид абсолютно безопасного. Похоже на сытого кота, который убил и съел десяток мышей, а после этого прилег отдохнуть на пороге амбара с лоснящейся довольной мордой. – Почему ходите без напутствия? Или хотя бы без признания собственного поражения.

Насчет поражения мы еще посмотрим!

Гефест скрипнул зубами, развернулся и бросился к двери. По пути он в сердцах размахивал молотом направо и налево – так широко и сильно, что Юлиус вдруг обнаружил себя забившимся под стол и прикрывающим голову руками. Ум еще не успел проанализировать опасность, а инстинкт самосохранения уже сделал свое дело.

Вот уж не думал, что последним останется самый вспыльчивый, – проводив взглядом Кузнеца, громовержец уставился на Ареса.

А какой смысл уходить сразу после того, как вспылил? – бог войны провел ногой по полу, чертя дорожку в золе и угольках. – Идеи переворота и прогресса неплохи, если забыть о том, что для нас это поражение. Надоело держать бойцов на мечах, когда давно пора брать в руки пистолеты…

Арес подхватил со стола шлем, украшенный высоким плюмажем, оскалился и тоже ушел. Афина, которую Юлиус до последнего мгновения принимал за статую, наклонилась к Зевсу:

Отец, ты уверен, что их следовало отпустить?

Уверен.

А если они начнут восстание?

Не начнут. Запечатленное слово бога гораздо сильнее его сиюминутных порывов. Тем более, что я верю – со временем они все поймут выгоду. Пусть сила и власть перестанут зависеть от молитв и жертв, зато какой простор для творчества! Для новых изобретений! Для… а специально для Юлиуса я хотел бы сказать пару слов.

У Корпса вмиг пересохло в горле.