Кого теперь встревожит, как когда-то,Что потеряюсь, забредя в глухиеКуртины, где для праздного закатаИ неискоренимой ностальгииВозводят кров незримый дрозд на ветке,Колдующий над песнею старинной,Круговорот струи, мираж беседки,Виденья статуй и фантом руины?На черном черный (знаю) в запустеньеПустой каретник проступает, сдвинувГраницы мира пыли и жасминов,Что помнит об Эррере[98] и Верлене.От эвкалиптов по ночным террасамПлывет целебный аромат былого —Тот аромат, что вне уловок словаИ времени зовем домашним часом.Ищу и нахожу свой долгожданныйПорог. Все тот же дом под черепицейРисуется, и так же из-под кранаВода на плитки дворика сочится.А в зоркой тьме строения пустогоСпят за дверьми сновиденные тени —Хозяева нетронутых владенийУтраченного и пережитого.Я знаю в этих призрачных пределахЛюбую мелочь: блестки на граненомИ выгоревшем камне, повторенномВ зеркальных анфиладах помутнелых,И стиснутое в медной пасти львинойКольцо, и разноцветные кристаллыВеранды той, что в детстве открывалаДва мира мне – зеленый и карминный.Ни бедам, ни смертям не подначальны,Хранят свое былое эти тени,Но все они, как всё вокруг, реальныЛишь в памяти – в четвертом измеренье.Там, только там от времени заклятыСады и дворики. ПережитоеИх обвело магической чертою,В одно связав рассветы и закаты.Кто б смог нарушить хоть в одной деталиСтрой этой жалкой и бесценной прозы,Уже недосягаемой, как розы,Которые в Эдеме расцветали?И память об оставшемся за граньюДомашнем крове я несу как бремя,Не понимая, что такое время,Хоть сам я – время, кровь и умиранье.
Глядеться в реки – времена и воды —И вспоминать, что времена как реки[100],Знать, что и мы пройдем, как эти реки,И наши лица минут, словно воды.И видеть в бодрствованье – сновиденье,Когда нам снится, что не спим, а в смерти —Подобье нашей еженощной смерти,Которая зовется «сновиденье».Считать, что каждый день и год — лишь символ,Скрывающий другие дни и годы,И обращать мучительные годыВ строй музыки – звучание и символ.Провидеть в смерти сон, в тонах закатаПечаль и золото – удел искусства,Бессмертный и ничтожный.Суть искусства —Извечный круг рассвета и заката.По вечерам порою чьи-то лицаМы смутно различаем в зазеркалье.Поэзия и есть то зазеркалье,В котором проступают наши лица.Улисс, увидев после всех диковин,Как зеленеет скромная Итака,Расплакался. Поэзия – ИтакаЗеленой вечности, а не диковин.Она похожа на поток бескрайний,Что мчит, недвижен, – зеркало того жеЭфесца ненадежного, того жеИ нового[101], словно поток бескрайний.