Читаем Создатель полностью

Законы ль строгие, слепое ль                             приключенье —Чем бы ни правился вселенский                                     этот сон —Схлестнулись так, что я попал в полонАльфонсо Рейеса[77] упругого ученья.Неведомо такое никомуИскусство – ни Улиссу, ни Синдбаду —И видеть в смене городов отраду,И верным оставаться одному.А если память свой жестокий дротВонзит – из неподатливых пластинПоэт нам сплавит ряд александринИли элегию печальную скует.В трудах, как и любому человеку,Ему надежда помогала жить:Строкой, которую не позабыть,Вернуть кастильский к Золотому веку.Оставив Сидову мускулатуру[78]И толпы, крадучись несущие свой крест,Преследовал до самых злачных местНеуловимую литературу.Пяти извилистых садов МариноИзведал прелесть, но, ошеломленБессмертной сутью, преклонился онПеред труда божественной рутиной.И да, в сады иные путь держал,Где сам Порфирий[79] размышлял упорно,И там, меж бреда, перед бездной черной,Восставил древо Целей и Начал.Да, Провиденье, вечная загадка,От скупости своей и от щедротКому дугу, кому сегмент дает,Тебе же – всю окружность без остатка.То радость, то печаль ища отважноЗа переплетами несчетных книг,Как Бог Эриугены[80], ты постигНауку сразу стать никем и каждым.Чеканность роз, сияющий простор —Твой стиль, его неторною дорогой,Ликуя, вырвалась к сраженьям БогаКровь предков, их воинственный задор[81].Среди каких он нынче испытаний?Глядит ли ужаснувшийся ЭдипНа Сфинкс, на непонятный Архетип,Недвижный Архетип Лица иль Длани?Или, поддавшись инобытиюВслед Сведенборгу[82], видит пред собойМир, ярче и сложней, чем мир земной,Небес высокую галиматью?Или, как в тех империях из лака,Эбеновых, восставит память въявеСвой личный Рай, и будет жить во славеДругая Мексика, и в ней – Куэрнавака[83].Лишь Богу ведомо, какой судьба сулитНам свет предвечный за пределом дня.А я – на улицах. И от меняСекрет посмертья все еще сокрыт.Одно лишь знаю: вопреки препонам,Куда б его ни вынесла волна,Альфонсо Рейес посвятит сполнаСебя иным загадкам и законам.Покуда слышится рукоплесканье,Покуда клич победный не затих,Не оскверню своей слезою стих,Любовно вписанный в воспоминанье.<p>Борхесы</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука Premium

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века