Совы в Афинах

“Это правда”, - сказал Менедем. “Мы надеемся, что кто-нибудь вспомнит о нас через сто лет”.

“Да. Здесь есть надежда”. В голосе Соклеоса слышалась резкость.

Менедем задавался вопросом, чем он так разозлил своего кузена. Он не хотел незаслуженно обидеть Соклея; это лишало его удовольствия. Затем он вспомнил, что Соклей тоже мечтал писать историю. Похлопав его по плечу, Менедем сказал: “Не беспокойся об этом, мой дорогой. Через сто лет они будут говорить о Соклейсе и Фукидиде, а не наоборот ”.

“Ты великолепный льстец. Надеюсь, у меня хватит мудрости понять, когда мне льстят”, - сказал Соклей.

“Я не понимаю, о чем ты говоришь”, - сказал Менедем. Соклей фыркнул. Менедем снова стал серьезным: “Когда мы должны начать спрашивать афинян, где находится дом проксена?”

“Клянусь собакой, еще нет”, - ответил Соклей. “Подожди, пока мы не доберемся до театра. Тогда у нас есть некоторый шанс получить прямой ответ. Если мы попросим сейчас, большинство этих брошенных негодяев возьмут наши оболы, наплетут нам множество указаний, которые никуда не ведут, и пойдут своей дорогой, смеясь над тем, как они облапошили деревенщину из другого города ”.

“Очаровательные люди”, - сказал Менедем.

“Во многих отношениях так и есть”, - сказал его кузен. “Во многих отношениях, имей в виду, но не во всех. Они борются за себя, в первую очередь, в последнюю очередь и всегда. Как и большинство эллинов, конечно...

“Я как раз собирался это сказать”, - вставил Менедем.

“Да, но ты не стал бы рассказывать незнакомцу причудливую ложь ради оболоса и смеха”, - сказал Соклей. “Многие из них стали бы. Они принимают заботу о себе дальше, чем большинство эллинов. Они принимают почти все дальше, чем большинство эллинов, как хорошее, так и плохое. Вам не обязательно быть быстрым, чтобы жить в Афинах, но это помогает ”.

“Тогда как тебе это удалось?” Спросил Менедем. Его двоюродный брат мог многое, но никогда не был быстрым, не так, как он хотел.

“Во-первых, я научился говорить как афинянин”, - ответил Соклей. “Во-вторых, я водил компанию с любителями мудрости, которые - в основном - другой породы”.

“О”, - сказал Менедем. В этом была определенная доля смысла, но только определенная доля. “Почему философы отличаются? Они выяснили, как жить без денег?”

“Некоторые из них так и сделали, решив не заботиться о многих вещах, на которые большинство мужчин охотятся за деньгами”, - сказал Соклей. Менедем вскинул голову. Этот путь был не для него. Он слишком любил свои удобства. Соклей продолжил: “Но многие люди, которые могут изучать философию и историю всю свою жизнь, - это те, кто может позволить себе делать это с самого начала. Им не нужно беспокоиться о оболосе здесь и оболосе там, потому что они происходят из богатых семей. У них больше серебра, чем они смогут потратить, если доживут до девяноста лет ”.

В его голос вернулась резкость. Менедем вспомнил, как ему было горько, когда отец вызвал его домой из Афин. “Что ж, моя дорогая, если мы станем достаточно богатыми, ты сможешь уйти из торгового бизнеса и снова проводить все свое время в Ликейоне”, - сказал он.

“Для меня слишком поздно”, - сказал его двоюродный брат. “Я слишком долго жил в мире; я никогда не мог быть равнодушным к деньгам - или принимать их как должное, как это делают многие философы. И знаешь, что меня действительно раздражает?”

“Скажи мне”, - настаивал Менедем. Время от времени Соклеосу приходилось выплескивать то, что его грызло, или впадать в бешенство.

“Они не знают, как им повезло”, - сказал он сейчас. “Помнишь, я говорил тебе, что встретил Гекатея из Абдеры в Иерусалиме, когда мы были на востоке в прошлом году? Он писал историю в Александрии и узнал, что Иудеи сыграли в этом определенную роль. Так что же он сделал? Он направился в Иерусалим, чтобы посмотреть, что он сможет узнать о них. Он не беспокоился о деньгах - он просто сделал это. Я был так ревнив, что хотел свернуть его тощую шею. Там я был, беспокоясь о том, что я мог бы продать и что я мог бы купить, а он проводил свое собственное приятное время, бродя вокруг, задавая вопросы - когда он нашел кого-то, кто говорил по-гречески, чтобы ответить на них, то есть.”

“Ты тот, кто выучил арамейский”, - сказал Менедем.

Соклей ответил на этом языке, что-то настолько грубое, гортанное и злобно звучащее, что трое или четверо прохожих обернулись, чтобы посмотреть на него. Менедем не думал, что Соклей заметил. Возвращаясь к греческому, он продолжил: “Да, я тот, кто выучил арамейский, и я, вероятно, тоже узнал об иудаях больше, чем Гекатей. И мне это принесло много пользы, потому что именно он напишет книгу, и его запомнят ”.

Лукаво сказал Менедем: “Ты тот, кто уложил жену трактирщика”.

Его кузен мрачно усмехнулся. “Так и есть. Это тоже не сработало. Впоследствии мы оба оказались более несчастными, чем были бы, если бы никогда не ложились вместе в постель”.

“Да, я знаю. Это очень плохо. Предполагается, что так не должно получаться ”. Единственные случаи, когда Менедему не доставляла удовольствия супружеская измена, были те, когда об этом узнал муж женщины.