Совсем чужие

На крыльце большого с каменным фундаментом дома сидел Николай и читал книгу. У его ног, высунув красный язык, лежал гладкий пес. Мать звала сына обедать, но он не мог оторваться от книги. Только дочитав главу, он закрыл книгу, встал.

По дороге шла с сыном Марина. Навстречу ей частила мелкими шажками Люба Шикова, работавшая на птицеферме вместе с Ниной. Еще издали она приветливо замахала подружке рукой. Подойдя близко, схватила Игорька, стала целовать его в щеку, потом защебетала:

— Богатырь-то твой растет не по дням, а по часам. Как живешь? Достал тебе Григорий югославскую кофту?

«Богатырь» тем временем отпихивался ручонками от назойливой тети, вытирал ладошкой зацелованную щеку, вырывался на землю. Он все-таки был мужчина и не любил трогательных встреч, слез и поцелуев. Едва почувствовав под ногами землю, пустился наутек. Эти тети затискают, заласкают. У колодца он остановился.

— Иди домой! — крикнула ему Марина.

Бабка Мирониха медленно крутила рукоятку. Достав ведро воды, отцепила дужку, проворчала:

— Чего зыришь? Иди-ка отсюда подальше, — и, сгорбившись, пошла к дому, не оглядываясь.

Игорек подбежал к колодцу, перегнулся через деревянные полусгнившие бревна, начал ловить рукой повисшую, чуть-чуть покачивавшуюся над срубом мокрую цепь. Но ручонка не доставала до нее. Тогда Игорек, ерзая на животе, стал к ней подтягиваться.

А тем временем подружки вошли в азарт, перебивая друг друга, спешили выпалить на ходу все новости:

— Как у тебя с Васькой Поповым? Не сделал он тебе предложение?

— Разве его проженишь!.. А ты знаешь, какие я себе лодочки отхватила? Заглядишься. Зайди как-нибудь, — и стала прощаться.

У Николая мурашки по спине поползли: крикнуть малышу нельзя — испугаешь, сразу упадет, а мать далеко. Он бросился к колодцу с единственной мыслью в голове: «Успеть бы».

Игорек уже сползал вниз головой в страшную пропасть, на дне которой тусклым стеклышком поблескивала вода, когда Николай схватил его за ноги.

С помертвевшим от испуга лицом подбежала Марина. Выхватила у Николая Игорька и, будто ему продолжала угрожать опасность, крепко прижала его к груди. Ребенок таращил испуганные глазенки то на мать, то на дядю, не понимая, что произошло.

У Николая гулко стучало сердце. Со злой иронией он сказал Марине:

— Не умеете растить — нечего и рожать.

Она метнула на него обидчивый взгляд:

— Ты себе это скажи!

Но он не понял ее, махнул рукой: дескать, что от тебя, кроме строптивости, можно ожидать.

— Всякая мать спасибо сказала бы, а она еще бранится.

— Ты сам его отец, — в запальчивости резанула она и быстро пошла по дороге с ребенком на руках.

Николай хотел переспросить, но пронзенный вдруг догадкой, остолбенел, широко раскрыв глаза.

— А ну-ка посторонись! — крикнули ему с дороги.

И только когда почти наехала на него подвода с громыхавшими пустыми железными бочками, он сошел с пыльной колеи и, будто старик, тяжело передвигая ноги, побрел к своему дому. «Вот отчего она вышла замуж, — преследовала его одна и та же мысль. — Она не хотела быть одинокой матерью…»

В саду он лег на раскладушку, закрыл глаза.

— Коленька! — кричала с крыльца мать. — Ты что же не идешь обедать?

Он не отозвался. «Отчего так случилось?» — думал он и не мог найти ответа на этот вопрос.

Татьяна Михайловна пришла в сад.

— Обед остывает. Поднимайся. Пойдешь вечером на рыбалку?

— Мама, я тебе хочу сказать одну тайну. Ты только не расстраивайся. Давай с тобой обсудим, что мне делать.

Она ободряюще подмигнула ему, как совсем маленькому, когда он, набедокурив, стоял перед ней с виноватым видом.

— Деньги, что ли, растратил, какие тебе отец дал на моторчик к велосипеду?

— У меня, мама, есть ребенок, — со стыдом признался он.

Широкое лицо Татьяны Михайловны побагровело, на виске выступили узловатые синие вены.

— Ты что, поганец, наделал! — закричала она сиплым голосом. — От кого у тебя ребенок?

— От Марины. Сегодня она мне об этом сказала.

Татьяна Михайловна многозначительно взглянула на сына, помолчала и неторопливо заговорила:

— Дурачок ты. Она же нарочно сказала, чтобы тебя приманить. — И, пригнувшись к сыну, зашептала: — Забудь ты об этой глупости. — Она положила ему на голову руку. — Ты весь пылаешь. У тебя температура. Ты же дал мне слово забыть навсегда эту красотку!

Николай снял с головы ее руку. Он испытывал неприятное ощущение от прикосновения заботливой руки матери. И свободно вздохнул, когда она ушла.

Ночью он проснулся. В саду кто-то воровал яблоки. «Черт с ними!» Николай закашлялся. Заскрипел сухой плетень. «Убегают». У погреба лениво гавкнул пес и смолк. «Зажрался, гад». У мазанки тяжело вздыхала объевшаяся травы корова. Из глухой далекой темноты доносилось кряканье. Утка на хлебном поле созывала прожорливых разбежавшихся от нее утят.

«Надо обязательно добиться направления на работу в свой район, — думал Николай. — Буду помогать сыну…»