Современный нигилизм. Хроника

Конечно, это уже другой Ницше, не тот, который позже будет предаваться постметафизическим размышлениям (кто-то называет их постмодернистскими), не тот поборник интерпретаций, побеждающих факты, релятивизма, побеждающего объективность реальности, и крайнего перспективизма, согласно которому каждый человек должен строить себя сам. Наш Ницше немного другой, он балансирует между двумя крайностями, существование которых сам же и допустил. С одной стороны, это чистое следование побуждениям современного индивида (вслед за своим кумиром Вольтером), окончательно освобожденного от истины. С другой стороны, это отождествление свободы со «спинозовским» принятием великой необходимости мира, в котором все вечно и неизменно возвращается на круги своя. Проблема Ницше, застрявшего между этими двумя крайностями, так и остается нерешенной. И этот факт дает нам понять, как изменился современный нигилизм по сравнению со своей прошлой версией. Он изменился, потому что эти две гипотезы, несмотря на все общение, не смогли преодолеть проблемы истины. Действительно, их неспособность найти ответ вновь обострила сам вопрос.

Об истине нельзя думать с точки зрения отстраненного «Я», освобожденного от всякого влияния реальности. На нее нельзя смотреть с позиции реальности, не признавая свободного «Я» человека. Истина кроется в отношениях. Отношения – это проблема истины, потому их следует рассматривать не только как сумму двух слагаемых, каждое из которых цельно само по себе, но и как способ, где каждое из двух истинно благодаря другому. Об этом знают все, кто считает истину результатом размышления о знании; согласно знаменитому трактату Фомы Аквинского[60], постичь истинное означает увидеть соответствие или приравнять наш интеллект к реальности (adaequatio intellectus et rei – согласованность ума и вещи). Мы истинны и живем внутри истины не потому, что никогда не ошибаемся или никогда не оказываемся во власти лжи, но потому, что мы всегда существовали в реальности. Мы находимся в истине, потому что, даже ошибаясь, мы «являемся» воплощением отношений с реальностью. И настоящее «ждет» искренней возможности проявиться в своем истинном смысле.

Есть простой, но действенный пример, который я часто привожу своим студентам, чтобы проиллюстрировать то, как обстоят дела с истинностью нашего «Я», которое открывается мировой истине. Допустим, вы безумно влюбляетесь в одного человека, и сперва ваша любовь безответна, она повергает вас в глубокую печаль и не несет никакого удовольствия. Но со временем, если повезет, ситуация меняется, и ваш избранник или избранница тоже влюбляется в вас. Тот вечер, когда вы это осознаете, становится совершенно особенным, вы теряете сон, потому что свежесть любовного чувства буквально «захватывает» вас. Что вы будете делать утром, едва проснувшись? Позвоните или встретитесь с этим человеком и прямо или завуалированно попросите сказать, что это правда, или спросите: «Так это правда?» Каждый из нас создан для того, чтобы наслаждаться любовью и вместе с тем ее истинностью, – в этой целостности и заключается смысл.

Но еще яснее об этом размышляет великий швейцарской теолог и философ Ганс Урс фон Бальтазар, который в монументальной работе «Истина мира» (Wahrheit der Welt, 1985) пишет следующее:

«Этот первый вопрос, существует ли истина вообще, мог бы показаться [мыслителю] сопоставимым с первым трепетным разговором молодого человека с девушкой, в результате которого он бы уверился, что она любит его. Но было бы странно влюбленному просто удовольствоваться этим фактом, не видя в нем распахнутой настежь двери, отправной точки. В этой жизни вечный вопрос, который влюбленные задают друг другу, – любишь ли ты меня? – каждый день будет новым и живым; нельзя слишком сильно сомневаться в любви, потому что любовь не может удовольствоваться утвердительным ответом, и за каждым ответом кроется новый вопрос, за каждой определенностью – новая перспектива и новое открытие».

Истина никогда не станет абсолютом, которым можно обладать; это событие, до которого можно лишь дотронуться.

13. Долг, который нас привлекает