Читаем Современный нигилизм. Хроника полностью

Среди тех, кто наиболее тщательно рассматривал уверенность как важный аспект динамичного развития нашего интеллекта и восприимчивости, несомненно, значится Джон Генри Ньюмен. Витгенштейн это прекрасно знал, когда цитировал его мысли в начале своей книги «О достоверности». В «Грамматике согласия» (1870) Ньюмен говорит нам, что человеческая уверенность – это «восприятие „истины“, сопровождающееся уверенностью в „том, что это есть правда“»: когда истина не только достоверна, но и достигается нами, приобретается и осознанно ассимилируется как «наша». Уверенность, которая нам нужна, это не только страховка или гарантия жизни, но и вера в то, что все наши действия истинны, как истинно и то, что нам дано, или то, с чем мы сталкиваемся, – потому мы можем ходить, рисковать и даже совершать ошибки, при этом не сбиваясь с пути и не теряя цели. Такая уверенность не может быть просто придумана или запрограммирована нами: она требует, чтобы кто-то, кому мы можем доверять, был свидетелем этому.

Мы хотим быть уверены, что одно личное «Я» может стать общим «Мы». И начиная с самого нашего рождения, с первого взгляда мамы, и после, с каждым нашим шагом по решающим вехам жизни, истинную уверенность всегда нес в себе «Ты».

<p>10. Спроси меня о счастье</p>

Но будем ли мы в конце концов на самом деле счастливы? Исполнится ли то невысказанное желание, которое беспокоит нас, а иногда и гложет? Или останется только сожаление? В каждом нашем жесте, в каждой крупице знания, в каждом нашем поступке сквозит желание счастья. Конечно, время от времени мы чего-то хотим, стремимся к определенным результатам, пытаемся решить какие-то проблемы, но это ожидание самореализации является двигателем, который дарит энергию нашему человеческому существу.

Обычно мы довольно скромно оцениваем это ожидание, или, как однажды написал Рильке, «отчасти стыдясь, отчасти надеясь на что-то»[41] («Дуинские элегии», Элегия вторая, стр. 12). Все усилия человеческой мысли, по крайней мере в той части мира, где утвердилась западная философия, всегда были направлены на нелегкое осознание вопроса: как вообще можно измерить полноту жизни, не мимолетное удовольствие, а длящееся вечно? Для «нигилистов» естественно относиться к этим словам с большой осторожностью и с немалой долей скептицизма, ведь ожидание может быть большим, а разочарование жгучим – мы много раз испытывали его сами, когда становились жертвами несбывшихся надежд. Счастье остается на заднем плане нашей жизненной программы как неразумное по своей сути ожидание именно потому, что его результат невозможно гарантировать. А когда мы пытались создать его сами, то счастье оказывалось несбыточной мечтой или же вовсе становилось чем-то невероятным.

Можно сказать, что проблема счастья – лейтмотив значительного периода нашей истории, индивидуальной и общекультурной, в тексте американской Декларации независимости 1776 года его даже назвали «неотъемлемым правом» наряду с правом на жизнь и свободу: право на «стремление к счастью» – pursuit of happiness.

Речи представителей классического мира, греческого и латинского, до сих пор выделяются своей возвышенностью; но чем ярче они сияют, тем дальше уходят, становятся недостижимыми, как звезды и планеты. Что совершенно не мешает им выступать в роли антропологических и этических моделей для неоязычников (я имею в виду страстное обращение Сальваторе Натоли[42] к неоязычеству). И это опровергает ложное представление о том, что нигилизм – синоним безрассудства и либертинизма: в конце XIX века эта было еще актуально, но после Прекрасной эпохи[43], в век мировых войн и тоталитарных идеологий, нигилизм примерил на себя маску порядка и морализаторства. И когда на рубеже XX века и современности нигилизм часто принимал форму релятивизма, то отсылка к этике самообразования стала не просто альтернативой или бегством от нигилизма, а обратной стороной самого известного и яркого своего проявления – разрушения ценностей традиционной морали.

Теории языческих добродетелей считают целиком и полностью «естественными», не подточенными вездесущим червем христианского сверхъестественного. По этой причине обращение к ним часто воспринимается как «конструктивная» сторона современного нигилизма. Как мы можем забыть об аристотелевском идеале, согласно которому совершенное счастье заключается в созерцательной деятельности, в практике интеллектуального размышления, посредством которого люди могут взять жизнь в свои руки и превратить ее в идеальное творение в соответствии с высшим образом себя? Деятельность богов и философов, потому что в них воплощается рациональная природа жизни, которая дает нам возможность видеть мир без прикрас, вне времени, со всеми его потребностями. Помните знаменитый отрывок из «Никомаховой этики» Аристотеля?

Перейти на страницу:

Все книги серии Фигуры Философии

Эго, или Наделенный собой
Эго, или Наделенный собой

В настоящем издании представлена центральная глава из книги «Вместо себя: подход Августина» Жана-Аюка Мариона, одного из крупнейших современных французских философов. Книга «Вместо себя» с формальной точки зрения представляет собой развернутый комментарий на «Исповедь» – самый, наверное, знаменитый текст христианской традиции о том, каков путь души к Богу и к себе самой. Количество комментариев на «Исповедь» необозримо, однако текст Мариона разительным образом отличается от большинства из них. Книга, которую вы сейчас держите в руках, представляет не просто результат работы блестящего историка философии, комментатора и интерпретатора классических текстов; это еще и подражание Августину, попытка вовлечь читателя в ту же самую работу души, о которой говорится в «Исповеди». Как текст Августина говорит не о Боге, о душе, о философии, но обращен к Богу, к душе и к слушателю, к «истинному философу», то есть к тому, кто «любит Бога», так и текст Мариона – под маской историко-философской интерпретации – обращен к Богу и к читателю как к тому, кто ищет Бога и ищет радикального изменения самого себя. Но что значит «Бог» и что значит «измениться»? Можно ли изменить себя самого?

Жан-Люк Марион

Философия / Учебная и научная литература / Образование и наука
Событие. Философское путешествие по концепту
Событие. Философское путешествие по концепту

Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве.Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Славой Жижек

Философия / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Совершенное преступление. Заговор искусства
Совершенное преступление. Заговор искусства

«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние. Его радикальными теориями вдохновлялись и кинематографисты, и писатели, и художники. Поэтому его разоблачительный «Заговор искусства» произвел эффект разорвавшейся бомбы среди арт-элиты. Но как Бодрийяр приходит к своим неутешительным выводам относительно современного искусства, становится ясно лишь из контекста более крупной и многоплановой его работы «Совершенное преступление». Данное издание восстанавливает этот контекст.

Жан Бодрийяр

Философия / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Объективная диалектика.
1. Объективная диалектика.

МатериалистическаяДИАЛЕКТИКАв пяти томахПод общей редакцией Ф. В. Константинова, В. Г. МараховаЧлены редколлегии:Ф. Ф. Вяккерев, В. Г. Иванов, М. Я. Корнеев, В. П. Петленко, Н. В. Пилипенко, Д. И. Попов, В. П. Рожин, А. А. Федосеев, Б. А. Чагин, В. В. ШелягОбъективная диалектикатом 1Ответственный редактор тома Ф. Ф. ВяккеревРедакторы введения и первой части В. П. Бранский, В. В. ИльинРедакторы второй части Ф. Ф. Вяккерев, Б. В. АхлибининскийМОСКВА «МЫСЛЬ» 1981РЕДАКЦИИ ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫКнига написана авторским коллективом:предисловие — Ф. В. Константиновым, В. Г. Мараховым; введение: § 1, 3, 5 — В. П. Бранским; § 2 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, А. С. Карминым; § 6 — В. П. Бранским, Г. М. Елфимовым; глава I: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — А. С. Карминым, В. И. Свидерским; глава II — В. П. Бранским; г л а в а III: § 1 — В. В. Ильиным; § 2 — С. Ш. Авалиани, Б. Т. Алексеевым, А. М. Мостепаненко, В. И. Свидерским; глава IV: § 1 — В. В. Ильиным, И. 3. Налетовым; § 2 — В. В. Ильиным; § 3 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным; § 4 — В. П. Бранским, В. В. Ильиным, Л. П. Шарыпиным; глава V: § 1 — Б. В. Ахлибининским, Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — А. С. Мамзиным, В. П. Рожиным; § 3 — Э. И. Колчинским; глава VI: § 1, 2, 4 — Б. В. Ахлибининским; § 3 — А. А. Корольковым; глава VII: § 1 — Ф. Ф. Вяккеревым; § 2 — Ф. Ф. Вяккеревым; В. Г. Мараховым; § 3 — Ф. Ф. Вяккеревым, Л. Н. Ляховой, В. А. Кайдаловым; глава VIII: § 1 — Ю. А. Хариным; § 2, 3, 4 — Р. В. Жердевым, А. М. Миклиным.

Александр Аркадьевич Корольков , Арнольд Михайлович Миклин , Виктор Васильевич Ильин , Фёдор Фёдорович Вяккерев , Юрий Андреевич Харин

Философия