Современный нигилизм. Хроника

Чтобы понять значение слова «реальность», мы сегодня вынуждены признать, что реальность по своей природе подразумевает «тайну». И это слово спустя долгое время снова возвращается в наш язык и восприятие мира, чтобы дать нам понять: реальность – это не только мы, она больше нас, непредсказуема и не поддается контролю. Сегодня это кажется неоспоримым, потому что эта инаковость внезапно и мощно коснулась нас, когда мы не были к ней готовы. Но долгое время – а это фактически все время существования нигилизма – слово «тайна» было на втором плане и становилось все более маргинальным в словаре развитых обществ.

Каждый из нас с первого проблеска сознания несет в себе некое понимание тайны, особенно когда мы сталкиваемся с главными переживаниями в жизни: со сладкой неожиданностью любви, незаслуженной радостью рождения ребенка, горькой драмой смерти близкого человека. Таинственные моменты, которые оставляют глубокие трещины на кажущейся монолитной поверхности жизни, заставляют нас внезапно ощутить ее непостижимую глубину. Это вызывает одновременно удивление, страх и тревогу. Именно это шокирующее «реальное» беспокоит и ставит под сомнение рутину «реальности», воспринимаемой как должное, если пользоваться терминами Жака Лакана. Об этом напоминают незабываемые образы некоторых великих художников современности, например, «прорези» на холстах Лучо Фонтана[34] или обугленная мешковина и «треснувшие» картины Альберто Бурри[35]. Прорези, трещины, отверстия, раны демонстрируют таинственное измерение реальности и настоящую природу тайны – те места, где видимое соотносится с невидимым, а невидимое заставляет нас полностью раскрыть видимое.

Долгое время тайна была ограничена рамками иррационального или того, что мы просто не можем объяснить. Темная и загадочная территория, на которую не могут проникнуть наши теоретические умозаключения. Современный рационализм пытался разными способами нейтрализовать то, что превосходит нашу способность измерять мир, что априори не входит в доступное нашему разуму знание. Иногда вплоть до резкого требования позитивизма объявить эту тайну не чем иным, как суеверием, которое наука по мере своего развития неизбежно разоблачит. Реакция на утверждение иллюзорности тайны привела в XX веке к реабилитации тайны как чистого неуправляемого хаоса, который всегда готов поглотить нас, или как печати нашей экзистенциальной недееспособности. Таким образом тайна либо исключалась из сферы нашего все измеряющего разума, либо ограничивалась доказательством его бессилия.

Но кризис наших дней – он же и кризис нигилизма – заставляет нас сосредоточиться на присутствии тайны в нашей жизни и знаниях. Только эта тайна сложна для восприятия и далека от назидательности и сентиментальности, она ставит нас в затруднительное положение в деле понимания целостности мира и самих себя. Становится ясно, что существует некая логика тайны, без которой наше собственное рациональное понимание мира работало бы не столь эффективно. Разве это не тот опыт, который есть у всех или хотя бы у некоторых из нас, когда мы имеем дело с разными вещами и признаем, что реальность имеет бесконечно больший смысл, чем мы можем придать ей своими попытками ее измерить? И когда это происходит, разве мы не сумеем познать мир в куда большей степени, не только глубже, но и шире?

Но эта проблема никогда не отступит на задний план и не разрешится раз и навсегда. Когда разум признаёт тайну, начинается драматическая борьба – мы заявляем, что можем решить проблему жизни, а реальность продолжает нас упорно провоцировать. И поэтому всегда найдется кто-то – снаружи и внутри нас, – кто продолжит равнять тайну со «сладкими грезами» (по выражению философа Дэниела К. Деннета, одного из последователей редукционизма), плодом наших эмоций и иллюзорных ожиданий, которым не соответствует никакая реальность.

Но остается нерешенным один беспокоящий нас вопрос: наше сознание. Наше «Я» – самая невероятная загадка для нас самих. Можно сказать, что сегодня фокус переместился с метафизики на когнитивные науки. Для многих разум – загадка, потому что мы до сих пор не знаем, какие биохимические процессы в мозгу ответственны за наши сознательные, рациональные и свободные действия. Потому что по большей части, как писал Джон Р. Сёрл[36], «сознание является частью нашей биологической природы в той же степени, как пищеварение, секреция желчи, митоз или мейоз»[37] (“Il mistero della realtà”, 2019).