Современники

Произошло то, с чем, увы, часто приходится сталкиваться литераторам. Узнав, кто мы и зачем в такую пору спешим на объект, спутницы как-то сразу переменились. Исчезла чудесная непосредственность, которая минуту назад звучала в их разговоре. Они пустились наперебой рассказывать о стройке, где работали их мужья. Говорили с гордостью, даже увлекаясь, но, увы, тем ровным, безликим языком, который иногда ошибочно называют газетным. О своих мужьях, знаменитом экскаваторщике и бригадире бетонщиков, они сказали только, что это передовые люди, и сообщили, на сколько целых и на сколько десятых процента те выполнили месячный план.

Вдали уже брезжили огни, пробивая прильнувший к земле и совсем уже поредевший туман, когда товарищ мой догадался поинтересоваться, зачем эти женщины в распутицу, в ночную пору спешат на стройку. И тут опять их речь зазвучала с прежней непосредственностью:

— А паводок-то! Наши теперь и живут там, вроде бы на казарменном положении. Восьмой день дома не появляются, — отозвалась Женя. — Работа срочная!

— Да и есть им время! Три часа по грязи туда да три обратно. Машины-то через эту хлябь не проходят, — добавила Ольга Петровна. — Вот несём им поесть. Мы с мужем из-под Полтавы, — борщёчку ему украинского сварила; мой любит борщ — страсть! А она вон пельмешек нашлёпала для своего сибиряка... Ну и ещё кое-чего по малости.

— А что же у них, столовки нет, что ли?

Женщины переглянулись и посмотрели на нас: одна — с недоумением, другая — со снисходительной улыбкой.

— У них там не только что столовка — ресторан! Шеф у них хвастает, будто в войну маршала питал. Меню висит — без словаря не поймёшь, что в нём и есть, — пояснила Женя с некоторой даже обидой, усмотрев, повидимому, в самом вопросе непростительную, даже обидную неосведомлённость.

— Есть, всё у них есть там, граждане, да только разве этот их разлюли-повар со своими фрикадельками да соусом «тру-ля-ля» сготовит так, как хорошая жена? Он, может, и не врёт, что маршала довольствовал, а только маршал, наверно, ел да по щам маршальши скучал... Разве ресторанное-то с домашним сравнишь?

...Похрустывала, расползалась под ногами жидкая грязь. Болела, как бы даже поскрипывала поясница, дрожали в коленях тяжело натруженные ноги. Каждый шаг стоил усилия. Но впереди, в очищенном морозном прозрачном воздухе бесконечной россыпью огней, в дрожащем электрическом зареве, всё ближе, всё ярче вставала стройка.

Командир землеройных гигантов

Едешь бывало на трассе строящегося Волго-Дона, видишь, как тут и там группами, целыми комплексами машины копают землю, перебрасывают её в отвалы, грузят в кузова автомобилей, сами перетаскивают груз, могучими ножами ровняют землю, причёсывают ковшами откосы, — смотришь на всё это и испытываешь какое-то особое уважение к техническому гению советского человека и к тем, кто, сидя в кабинах, диктует стальным богатырям свою разумную созидательную волю.

Но с особым уважением думалось всегда об инженерах, которые руководили всей этой мирной механизированной армией стальных землекопов, организовывали ёё наступление. Машины были всё новые. Некоторые из них в заводских документах значились под номером «1». Многие впервые появились на канале и не имели в технике ни равных, ни подобных. И мне всегда хотелось увидеть одного из командиров этой армии стальных великанов, того, кто направлял их, кто тут же, на ходу, разрабатывал методы их использования. Такой человек всегда рисовался мне почему-то в виде убелённого сединой учёного-полководца.

И вот уже под конец строительства, когда земляные работы были окончены и лишь бульдозеры, упрямо тарахтя моторами, ровняли, как бы полируя, территорию вдоль новой, уже начинающей жить трассы, мне довелось познакомиться с одним из тех, кто в дни строительства командовал здесь техникой, — с Львом Павловичем Ермолиным, заместителем главного инженера Волгодонстроя по механизации.

Признаюсь, когда я впервые увидел его в маленьком кабинете, окна которого выходили на новую просторную площадь города Калача, мне захотелось выйти в коридор, перечитать на двери табличку: не ошибся ли я, туда ли попал? Ничего полководческого во внешности инженера Ермолина не было. Эго был плотный и с виду совсем ещё молодой человек с подвижным, выразительным лицом, с серыми глазами, в уголках которых, как казалось, никогда не потухают бойкие мальчишеские лукавинки, с курносым носом. Человек он оказался открытый, жизнерадостный, отличный собеседник.

Разговор наш то и дело прерывался телефонными звонками, приходом посетителей. Лев Павлович подолгу беседовал с ними по неотложным делам, но это не мешало, а как-то даже помогало проникнуть по внутренний мир инженера, понять методы его работы и общения с людьми...

— Для всех нас стройка — университет самых передовых методов организации работ. А вы, как видно, так на первом курсе и застряли! — с досадой сказал он инженеру, доложившему, что он запаздывает с ремонтом экскаваторов, отправляемых на строительство Сталинградской гидростанции.