Современники

— «Мурзилку» вы привезите вашему Линёву. Почтенный бригадир при виде вас впадает в детство, так что «Мурзилка»...

— Что, что? — спокойно и строго спросил рослый юноша в роскошной пыжиковой ушанке и ватнике, небрежно накинутом на широкие плечи, заслоняя собой ребят, окруживших Валю.

Вся его кряжистая фигура, массивное лицо, ещё розовое от банного жара, крупные губы, большой раздвоённый подбородок — всё дышало добродушной силой. Его рука, от которой еще шёл парок, прочно лежала на плече Боброва, который, сразу присмирев, внимательно перелистывал страницы полученной книги.

— Что ты сказал? — повторил великан, и паренёк присел под его тяжёлой рукой.

— А вот, Алексей Семёнович, говорю ребятам: сообщите товарищу Линёву — мол товарищ Зайцева Валентина Фёдоровна с книгами прибыла... Больше, честное комсомольское, ничего! Вон ребята подтвердят.

Добродушный гигант легонько оттолкнул паренька:

— Барабошка, о работе бы думал!

Левой рукой он поднял оба тючка с книгами, подождал, пока инженер вернёт Вале свой формуляр, и, бережно взяв её под руку, повёл к проходной, откуда уже валил народ.

— Спасибо, Валя, за книги! — крикнул уже им вслед инженер.

— Как «Пугачёв» освободится от этой зловредной тёщи, уж вы обо мне не забудьте! — напомнил шофёр.

...Осторожно пробираясь сквозь толпу, уже теснившуюся у автобусов, машина выехала на завьюженную дорогу и продолжала путь. В косое смотровое зеркальце было видно, что шофёр улыбается. Инженер снова принялся тихонько насвистывать под нос про степь, про замерзающего ямщика, но в таком резвом и бодром темпе, что извечно печальная эта песня зазвучала даже весело.

Эстафета

В этот день воды Дона были впервые пропущены через плотину Цимлянского гидроузла. Они хлынули в огромную бетонную чашу, которая с этих мгновений переставала быть котлованом и превращалась в проточный залив великой реки. Под крики и аплодисменты строителей, покрывавших пёстрой, весёлой толпой гребень водосливной плотины и густыми гроздьями висевших над самым потоком на стальных решётках арматуры, река с напряжённым, шипящим рёвом ринулась в открытые для неё проходы. Сила её была так велика, что она быстро, на глазах похоронила под водой огромные зубья волнорезов, перемахнула через гребень водобоя, пересекавший забетонированную долину, и там, где всего несколько мгновений назад ветер гонял колючие, душные тучи строительной пыли, возникло проточное озеро — просторное, прохладное, голубое.

Это быстрое превращение котлована в озеро было настолько необычным зрелищем, что даже инженеры, построившие не одну плотину, не могли оторвать от него глаз. Рабочие же, для которых в этот момент как бы подводился первый итог их трудов, радовались особенно.

Солнце уже уходило за горы вздыбленной земли, а люди всё ещё сидели группами и в одиночку на берегах молодого озера, ласково наблюдая, как кружат над ним чайки, уже прилетевшие, точно на разведку, с Дона.

Среди расфранчённых, празднично одетых строителей выделялась группа гостей в традиционной казачьей форме, в фуражках, в шароварах с лампасами — коренных донцов, съехавшихся сюда из окрестных станиц. В центре её, опираясь на палку, сидели стодесятилетний Герасим Васильевич Сиохин, колхозник из станицы Красноярской, а возле него — его внук, такой же плечистый, скуластый и прочный, как дед, — диспетчер одного из участков стройки. Он пояснял старику и землякам происходящее, рассказывал о будущем стройки и, увлекаясь, живо рисовал картины того, что будет в этих краях, когда стройка закончится.

Старик сидел, опершись на палку сложенными руками, положив на них подбородок. В глазах его розовел отсвет заката. Казалось, он думал о чём-то своём, бесконечно далёком, и трудно было по его как бы окаменевшему лицу понять, слушает он внука или нет. Да трудно и требовать особенного внимания к окружающему от такого пожилого человека, который участвовал в турецкой войне, помнил бои за Плевну и Шипкинский перевал.

Вдруг старик выпрямился, глаза его оживились, и, глядя на озеро, продолжавшее заметно разливаться и как бы набухать зеленоватыми, прозрачными водами, он сказал:

— Славное дело, дюже славное дело! Степан-от Разин — он волоком из Дона в Волгу челны-то, говорят, тащил, а теперь пароходы по степи пустят... Чудеса! Дожил вот... Чевой-то там подняли — раз! — и вот вам озеро, — распрямившись, будто скинув с плеч лет этак с полсотни, сказал старый казак и добавил: — Дюже славно сработано, дюже славно! Такая-то слава, чай, она в огне не сгорит и в воде не сгаснет.

Должно быть, отвечая на эти задумчивые слова казачьего патриарха, сидевший возле него работник Романовского райкома партии, приехавший с группой гостей, рассказал удивительную историю комсомольцев своего района, действие которой развернулось на Дону, в дни фашистской оккупации, как раз в тех самых местах, где сейчас возводились сооружения Цимлянского гидроузла.