Современная жрица Изиды

«Сейчасъ видѣла хозяина (два раза подчеркнуто). То, что онъ приказалъ мнѣ вамъ сказать будетъ для васъ новостью и рѣшитъ быть можетъ не только нашу съ вами участь, но быть можетъ если вы хоть разъ повѣрите мнѣ (только въ томъ то и прелесть, что даже было бы легче для меня и лучше для дѣла, еслибы вы зрѣли въ одной мнѣ resumé всѣхъ якобы выдуманныхъ много „хозяевъ“) — то вы какъ патріотъ оказали бы огромную услугу и Россіи. Приходите какъ можно раньше. Е. Б.».

Я перечелъ и разъ, и другой, и третій. Она такъ волнуется, такъ спѣшитъ, что даже написала, въ смыслѣ русскаго языка, что-то крайне нелѣпое. Она должна во что бы ни стало меня видѣть и боится, какъ бы я не исчезъ навсегда послѣ того, что случилось. Она заинтересовываетъ меня какъ только умѣетъ и для лучшаго дѣйствія своей мистификаціи ухватывается за Россію и за патріотизмъ. Но «хозяинъ»!! на что же она разсчитываетъ, продолжая говорить о «хозяинѣ» теперь? Во всякомъ случаѣ она достигла цѣли, меня заинтриговала, заставила рѣшиться идти къ ней — что, при моемъ ходѣ мыслей, было ей и не трудно сдѣлать. Взглянуть на нее теперь было любопытно въ высшей степени.

Баваджи, послѣ «блаженны врущіе», всѣ эти дни отъ меня прятался и, несмотря на крики и требованія Блаватской, ни разу не вошелъ въ ея кабинетъ, когда я былъ тамъ. Разъ я столкнулся съ нимъ лицомъ къ лицу, онъ глубоко поклонился мнѣ и, отвернувъ голову, убѣжалъ. Теперь ему, очевидно, было приказано, подъ страхомъ смертной казни, не смѣть возвращаться безъ меня. Легко могло статься, что онъ даже былъ битъ, ибо иначе врядъ ли бы рѣшился явиться ко мнѣ въ гостинницу. Онъ не смотрѣлъ на меня, весь дрожалъ и хрипѣлъ умоляющимъ голосомъ:

— Monsieur… allons nous deux… madame prie… madame malade…

Увидя, что я собираюсь идти, онъ какъ-то странно завизжалъ, захохоталъ, началъ метаться, слетѣлъ стрѣлой съ лѣстницы и помчался впередъ радостнымъ вѣстникомъ.

Что-то еще придумаетъ удивительная «madame», когда ужь, кажется, придумать рѣшительно нечего?

Я вошелъ къ ней и засталъ ее на обычномъ мѣстѣ, въ креслѣ у стола. Ея лицо было ужасно, все въ темно-красныхъ пятнахъ. Она отдувалась; но изо всѣхъ силъ старалась казаться спокойной.

— Что это вы, батюшка, вдругъ сбѣжали? — прямо спросила она и не особенно искусно засмѣялась. — Что съ вами приключилось? были здѣсь — и вдругъ смотрю: васъ нѣтъ! Да ужь полно, были ли вы у меня сегодня? можетъ, это мнѣ такъ только почудилось, что я васъ видѣла и разговаривала съ вами?!

— Нѣтъ, Елена Петровна, вамъ не почудилось, что было — то было…

— Такъ куда же вы дѣвались?

— Видите ли, я могу удивляться вамъ и очень вами интересоваться, я могу, malgré tout, чувствовать къ вамъ невольное расположеніе, какъ къ соотечественницѣ и изъ ряду выходящей женщинѣ, могу сердечно жалѣть васъ и желать вамъ всякаго добра; но изо всего этого еще не слѣдуетъ, что вы имѣете право предлагать мнѣ «создавать» письма Кутъ-Хуми! такое занятіе не въ моихъ привычкахъ…

Она не дала мнѣ докончить и закричала:

— Какъ? я… я вамъ предлагала это? Никогда я вамъ не говорила ничего подобнаго!..

Мнѣ стало смѣшно — какъ же я не догадался, что съ этого именно и начнется и что ни съ чего другого она, какою я зналъ ее, и начать-то не можетъ. Но что же будетъ дальше?

— Ахъ, такъ вы не говорили! — сказалъ я, — значитъ, это кто-нибудь другой предложилъ мнѣ такую почетную обязанность… Но вѣдь никого кромѣ васъ не было, мы были вдвоемъ…

Она вдругъ заплакала самыми настоящими слезами; она хваталась за голову и, въ отчаяніи, весьма хорошо изображенномъ, металась на своемъ креслѣ.

— Какое несчастье! — кричала она, — опять, опять эта гадость, этотъ дьяволъ, этотъ черный колдунъ, врагъ «хозяина» и мой врагъ овладѣлъ мною!.. Онъ привелъ меня въ безчувствіе — и овладѣлъ моимъ тѣломъ… онъ, значитъ, говорилъ моимъ языкомъ, а я ничего не знаю!..

«Боже мой, она съ ума сходитъ, помѣшалась!» — мелькнуло у меня въ головѣ.

Между тѣмъ слезы ея остановились, она нѣсколько притихла и продолжала:

— Да, вы конечно не повѣрите, вы сочтете это за вздоръ, сказку, новую безсовѣстную ложь, мною придуманную, а между тѣмъ вотъ что со мною случилось… нѣсколько лѣтъ тому назадъ, въ Америкѣ… Я ужь была почти такъ же стара и безобразна, какъ теперь… а между тѣмъ, вѣдь на свѣтѣ бываютъ всякія безобразія, въ меня влюбился тамъ молодой и красивый армянинъ… Вдругъ онъ является ко мнѣ въ домъ и начинаетъ обращаться со мною какъ только мужъ можетъ обращаться съ женой. Я его гоню вонъ; но онъ не идетъ, онъ говоритъ, что я его жена, что мы наканунѣ съ нимъ законно обвѣнчались, обвѣнчались при свидѣтеляхъ, въ числѣ которыхъ былъ и Олкоттъ… Я къ Олкотту… онъ, представьте мой ужасъ, подтверждаетъ… онъ былъ свидѣтелемъ на свадьбѣ и подписался… Такъ вѣдь мнѣ какихъ денегъ стоилъ разводъ съ этимъ армяниномъ!.. Вотъ что бываетъ со мною… такъ и теперь…. Думайте что хотите, но, клянусь вамъ всѣмъ святымъ, я ничего не помню… вы слышали звуки, исходившіе отъ моего языка, но мой разсудокъ, моя воля и сознанье — отсутствовали…