Современная жрица Изиды

Пріѣзжаю я разъ въ обычное время и сразу замѣчаю, что въ домѣ неладно. У Бабулы перекошена физіономія, Могини совсѣмъ растерянъ и озабоченъ, а Китли имѣетъ видъ до послѣдней степени перепуганнаго зайца. Спрашиваю: не случилось ли чего? объясняютъ мнѣ, что «madame» совсѣмъ разстроена, а «полковникъ» боленъ. Потомъ оказалось, въ чемъ дѣло. Елена Петровна узнала, что на одномъ изъ conférences'овъ, въ ея отсутствіе, полковникъ черезчуръ увлекся. Онъ сталъ распространяться о ея «хозяинѣ», махатмѣ Моріа, называя его полнымъ именемъ, вытащилъ изъ кармана и всѣмъ показывалъ знаменитый шарфъ и, въ довершеніе всего, кончилъ проповѣдью самаго «экзотерическаго», «общедоступнаго» буддизма, причемъ поставилъ передъ собою даже статуэтку Будды.

Узнавъ объ этомъ, «madame» перепугалась и дошла до крайняго предѣла негодованія. Что она сдѣлала съ несчастнымъ полковникомъ — я не знаю, но когда я вошелъ въ его комнату, то увидѣлъ его лежащимъ на убогой желѣзной кровати, въ старомъ сѣренькомъ, драповомъ халатикѣ и съ головой, обвязанной шелковымъ платкомъ.

Онъ объявилъ мнѣ, что совсѣмъ боленъ, что у него невыносимо болитъ голова.

Черезъ двѣ, три минуты къ намъ, какъ буря, ворвалась Блаватская, въ своемъ черномъ балахонѣ, съ искаженнымъ лицомъ и вытаращенными, сверкавшими глазами. Она очевидно не въ силахъ была высидѣть у себя въ комнатѣ и почувствовала необходимость излить свой гнѣвъ. Меня она положительно не замѣтила въ первую минуту, я къ тому же и сидѣлъ у окна, всторонѣ.

Устремясь къ кровати Олкотта, она быстро-быстро выпалила нѣсколькими англійскими фразами, изъ которыхъ я могъ только разобрать, что дѣло идетъ о томъ, что она вѣдь не разъ запрещала называть master'а полнымъ именемъ!..

Олкоттъ какъ-то испуганно съёжился.

— У! старый дуракъ! — крикнула она по-русски и изо всѣхъ силъ пихнула его кулакомъ въ бокъ.

Полковникъ глубоко вздохнулъ и только молча перевернулся лицомъ къ стѣнкѣ. Тутъ она меня замѣтила, но нисколько не смутилась.

— Ну, подумайте, только подумайте, — не оселъ ли онъ! — обратилась она ко мнѣ и, въ отборныхъ выраженіяхъ, изложила всю вину несчастнаго полковника.

Впрочемъ черезъ два дня эта буря совершенно стихла. Елена Петровна вернула свое расположеніе президенту теософическаго общества и даже милостиво не разъ къ нему обращалась:

— Болванъ Олкоттъ, старый котъ, пошелъ вонъ!

Тогда онъ усмѣхался и произносилъ:

— Што такой? бальванъ? што# такой?

И вдругъ начиналъ декламировать:

Вольга, Вольга, вэсной многоводной
Ти нэ такъ затопльяешь полья!..

Онъ оставался крайне довольнымъ своимъ знаніемъ русскаго языка и производимымъ на меня впечатлѣніемъ.

Воля ваша, когда при мнѣ говорили потомъ о серьезной дѣятельности полковника Олкотта, или когда я читалъ о немъ, какъ о нѣкоемъ героѣ, какъ о знаменитости, проповѣдникѣ новой религіи, увлекающемъ за собою безчисленныя толпы, — каждый разъ вспоминалъ я его фигуру въ сѣренькомъ халатикѣ, съ обвязанной головою, получающую здоровый ударъ въ бокъ отъ десницы «madame» и съ какимъ-то дѣтскимъ вздохомъ существа подначальнаго и обиженнаго поворачивающуюся къ стѣнкѣ. И весь этотъ знаменитый полковникъ, который, какъ бы то ни было, умѣлъ и умѣетъ заставлять говорить о себѣ, мгновенно исчезалъ, и я слышалъ:

«Болванъ Олкоттъ, старый котъ, пошелъ вонъ!»

Мнѣ смѣшно, очень смѣшно; но что старому коту до чьего-либо смѣха, когда на свѣтѣ такъ много мышей, представляющихъ столь легкую и пріятную добычу!..

* * *

Кромѣ этой бури, вызванной увлеченіемъ полковника на conférence'ѣ, во время пребыванія Блаватской въ Парижѣ случился еще одинъ инцидентъ, въ которомъ главной героиней оказалась фрейлина А.

Она явилась къ Еленѣ Петровнѣ и съ негодованіемъ стала разсказывать ей и ея родственницамъ о томъ, что нѣкая старуха См-ва, издавна проживающая въ Парижѣ и хорошо извѣстная тамошней русской колоніи, распространяетъ самыя ужасныя вещи объ Еленѣ Петровнѣ, о ея молодости и вообще о ея жизни въ Россіи, и доходитъ до того, что объявляетъ, будто Елену Петровну попросили, много лѣтъ тому назадъ, о выѣздѣ изъ Тифлиса за всякія некрасивыя дѣянія.

Елена Петровна вскипѣла и объявила:

— Я тотчасъ же напишу князю Дундукову-Корсакову, и онъ вышлетъ мнѣ такое оффиціальное удостовѣреніе, которое заставитъ навсегда замолчать эту старуху!

Сказала и сдѣлала: ко времени отъѣзда Блаватской въ Лондонъ это удостовѣреніе пришло. Г-жа А. перевела его на французскій языкъ, въ русской конторѣ Ленца, отпечатала въ достаточномъ количествѣ экземпляровъ и раздала всѣмъ теософамъ, прося распространять эти экземпляры всюду, гдѣ только можно:

Вотъ этотъ документъ: