Современная жрица Изиды

Въ это время чрезмѣрныя занятія мои дали себя знать. Я вдругъ почувствовалъ большое утомленіе и слабость. Пришлось обратиться къ доктору, и онъ, конечно, потребовалъ временнаго прекращенія всякихъ работъ, полнаго покоя и развлеченій. Парижскія развлеченія для меня не существовали, и я рѣшился провѣтриться и развлечься, съѣздивъ въ Эльберфельдъ къ Блаватской. Еслибы я сообразилъ, что экскурсія въ область мнимыхъ чудесъ можетъ только еще больше разстроить нервы и еслибы предчувствіе шепнуло мнѣ, какому неожиданному испытанію придется мнѣ подвергнуться — я бы не поѣхалъ несмотря на все мое желаніе увидѣть «madame» и побороться съ нею.

Въ знойный августовскій день, 24-го по новому стилю, я выѣхалъ изъ Парижа. Чувствуя себя очень дурно, я положилъ отдохнуть на полпути, въ Брюсселѣ. Къ тому же я никогда еще не бывалъ въ Бельгіи и не видалъ Брюсселя. Остановился я въ Grand-Hôtel'ѣ, ночью очень плохо спалъ, утромъ вышелъ пройтись по городу и на лѣстницѣ столкнулся съ г-жей А. Къ моему изумленію она встрѣтила меня безъ кисло-сладкой ужимки и даже весьма привѣтливо. Намъ обоимъ было скучно, и мы просто обрадовались другъ другу. Оказалось, что она въ Брюсселѣ по какимъ-то своимъ дѣламъ, должна съѣздить въ Кёльнъ, потомъ еще куда-то.

— А вы зачѣмъ здѣсь?

— Я ѣду въ Эльберфельдъ къ Блаватской — она больна и зоветъ меня.

— Ну, такъ и я поѣду съ вами.

— Отлично. Когда же мы ѣдемъ?

— Завтра въ девять, часовъ утра, — это самый подходящій поѣздъ, потому что иначе намъ придется пріѣхать въ Эльберфельдъ вечеромъ, часамъ къ десяти, не раньше.

Рѣшивъ это, мы провели весь день вмѣстѣ, а вечеромъ г-жа А. разсказала мнѣ столь много поразительнаго, удивительнаго и таинственнаго, что я пришелъ въ свою комнату съ совершенно затуманенной головою и, хоть и былъ уже очень поздній часъ, не могъ заснуть. Я хорошо зналъ, что, несмотря на всѣ усилія вчерашней правовѣрной науки отрицать сверхчувственное, оно существуетъ и время отъ времени проявляетъ себя въ людской жизни, но я такъ же очень хорошо зналъ, что проявленія эти рѣдки, и что иначе быть не можетъ. А тутъ вдругъ сверхчувственное, въ самыхъ разнообразныхъ и подчасъ совершенно нелѣпыхъ видахъ, буквально затопляетъ жизнь здоровой, крѣпкой, энергичной и вдобавокъ поглощенной матерьяльными дѣлами и заботами особы! Вся ночь прошла почти безъ сна; въ седьмомъ часу я одѣлся и велѣлъ подать себѣ чаю. Около восьми подаютъ мнѣ записку г-жи А. Пишетъ, что и она не спала, такъ какъ кругомъ нея шла какая-то невидимая борьба, что у нея разболѣлась голова и что ѣхать нельзя, ибо всѣ ея ключи пропали. Иду къ ней. Стоитъ среди чемодановъ и сакъ-вояжей. Увѣряетъ меня:

— Всѣ ключи, всѣ до одного пропали, а ночью были тутъ, на глазахъ!

— Пошлите за слесаремъ.

— Ужь я послала.

Явился слесарь, отперъ чемоданъ, а въ чемоданѣ связка ключей и въ связкѣ ключъ и отъ этого же чемодана.

— Вотъ видите что со мной cлучается! — торжественно воскликнула г-жа А.

— Вижу.

Такъ какъ на девяти часовой поѣздъ мы опоздали, то и согласились сдѣлать прогулку по городу и ѣхать въ часъ. Но тутъ я внезапно почувствовалъ необыкновенную слабость и меня стало клонить ко сну. Я извинился передъ г-жей А., пошелъ къ себѣ и бросился на кровать. Однако, я не заснулъ, а лежалъ съ закрытыми глазами — и вотъ передо мной, одинъ за другимъ, стали проходить, совершенно ясно и отчетливо, разные неизвѣстные мнѣ пейзажи. Это было для меня такъ ново и красиво, что я лежалъ не шевелясь, боясь нарушить и уничтожить очарованіе. Наконецъ понемногу все затуманилось, слилось — и я ужь ничего не видѣлъ.

Я открылъ глаза. Моей сонливости и слабости какъ не бывало. Я вернулся къ г-жѣ А. и не могъ удержаться, чтобы не разсказать ей бывшаго со мною, причемъ очень подробно, со всѣми особенностями, описалъ видѣнные мною пейзажи.

Мы сидѣли въ купэ мчавшаго насъ поѣзда и бесѣдовали. Вдругъ г-жа А., взглянувъ въ окно, крикнула:

— Смотрите! одинъ изъ вашихъ пейзажей!

Мнѣ стало даже жутко. Сомнѣній не могло быть, какъ не было для меня сомнѣнія и въ томъ, что я никогда не ѣздилъ по этой дорогѣ, не бывалъ въ этой странѣ. Пока не стемнѣло — я снова, въ дѣйствительности, переглядѣлъ все то, что видѣлъ утромъ, лежа на кровати съ закрытыми глазами.

Пріѣхали мы въ Эльберфельдъ, остановились въ гостинницѣ Victoria и, рѣшивъ, что еще не очень поздно, отправились къ Блаватской, въ домъ коммерсанта Гебгарда, чуть ли не самый лучшій домъ въ Эльберфельдѣ.

X

Мы застали нашу бѣдную «madame» совсѣмъ распухшей отъ водянки, почти недвижимой въ огромномъ креслѣ, окруженную Олкоттомъ, Могини, Китли, двумя англичанками изъ Лондона, мистрисъ и миссъ Арундэль, американкой Голлуэй и Гебгардомъ съ женою и сыномъ. Другіе Гебгарды, а также «племянники и племянницы», о которыхъ мнѣ писала Блаватская, куда-то уѣхали изъ Эльберфельда.

«Madame», увидя насъ, обрадовалась чрезвычайно, оживилась, затормошилась на своемъ креслѣ и стала «отводить душу» русскимъ языкомъ, къ ясно подмѣченному мною неудовольствію окружавшихъ.