Современная повесть ГДР

В заглавии фильма стояло только женское имя, но подзаголовок гласил, что здесь представлена трагическая судьба певицы и что дети на фильм не допускаются. Деньги на карманные расходы мать сунула ему щедрой рукой, и он купил себе место подороже. Но фильм, как скоро выяснилось, явился для него полным разочарованием. Он ничего общего не имел с судьбой книжной певицы. Речь шла о современной певице в роли Тоски, которая отдалась шефу полиции Скарпии, потому что этот подлец обещал в награду за ночь любви сохранить жизнь ее приговоренному к смерти возлюбленному, расстреляв его холостыми патронами. А на самом деле его расстреливают по-настоящему. Певица же сразу после представления уезжает в Скалистые горы, ибо только она может распутать интригу, в результате которой ее брат попал под подозрение в гнусном преступлении. И влюбляется там ни в кого иного, как в шерифа, который возглавляет охоту за ее невинным братом. Он применяет тот же трюк, что и подлец Скарпиа, так что в конце концов ничего не подозревающая певица приводит своего брата прямо в руки шерифа и тот надевает ему наручники. Зрители с волнением смотрели фильм. Сюжет захватил их, особенно взволновала музыка Пуччини. Но больше всего тронула старая индейская песня, которая раздавалась ночью на берегу озера. Мальчик даже забыл про вяленые бананы, которые купил по дороге в кино. Он втайне благодарил родителей, что они дали ему возможность получить такое удовольствие, да еще место второго разряда.

Когда мальчик вернулся домой, там ничего не изменилось. На пылающей плите все еще стоял огромный котел, все еще подкладывали дрова и уголь, занавеси были опущены, на окне висела даже штора затемнения времен сентябрьского кризиса. Вместо того чтобы открыть окна и выпустить жар, мать колола лед на маленькие кусочки, отец орудовал у открытой топки, а когда мальчик протянул ему руку поздороваться, он извинился и дал ему пожать свой локоть. В движениях его чувствовалось беспокойство. Мальчик втянул ноздрями воздух кухни, пахло керосином. Гора лучинок не уменьшилась.

— Знаешь что, — обратился к нему отец, — сходи-ка еще раз в кино, здесь все не скоро кончится.

На буфете лежали деньги, мальчик легко подсчитал, что на них он сможет купить себе еще полфунта вяленых бананов, и быстренько закрыл за собой дверь. Его тревожила эта молчаливая суета и беготня. Голос акушерки из спальни звучал нарочито беззаботно, а у матери бегали глаза, будто у нее собираются что-то украсть и она следит за всеми. Когда мальчик вышел из квартиры, он услышал, как отец запер за ним дверь.

В фильме действие происходило на Кёльнском карнавале. Два немецких комика, наследники еврейских комиков, выходили и шутили на кёльнском диалекте. Один был большой и толстый, а другой худенький и маленький. Маленький играл роль ловеласа и все время подстраивал розыгрыши, в которые попадал большой. Тот также пользовался успехом у женщин. Публике нравилась их манера обращаться с «бабьем», как называли в фильме женщин, и оставлять их с носом, отделываясь пустыми обещаниями. Малыш говорил на забавном кёльнском диалекте, блистая отвагой, удалью и пылом в лучших традициях немецких офицеров, которыми все здесь восхищались. Особенно удавалось ему игриво произнести «милая фройляйн», слегка склонившись для приветствия. Он сразу стал кумиром всех мужчин маленького роста в публике. Таким хотелось быть. Эдаким сочетанием молодцеватости, выправки, шика и безукоризненной стрелки брюк. Так мечтал обращаться с «бабьем» каждый. Всем хотелось овладеть этим новым немецким тоном и, будучи маленьким человеком из народа, принадлежать к кругам, которые столь неподражаемо могли выговаривать «милая фройляйн». Самая веселая сценка разыгрывалась в отеле с мальчиками-посыльными и телефонами на столиках. Пятеро господ танцевали, обвязав шарфами животы и отпуская балаганные шутки. Паясничая и кривляясь, они передразнивали дамский кордебалет, что им, однако, плохо удавалось. Зрители выходили из кино довольные и мечтали так же провести три отличных дня на Кёльнском карнавале. С тех пор как они присоединились к рейху, все стало возможным. Стоило только получить отпуск и иметь достаточно денег, а главное — все сделать тайком от жены. Зрители тут же с удовольствием сели бы в поезд и поехали на Рейн только ради того, чтобы, обнявшись, раскачиваться всем вместе, распевая «Если б рейнская вода стала золотым вином…». Кто-то сказал:

— Вот когда бы мы по-настоящему развернулись, дорогой Джолли.

И другой подхватил:

— Уж это точно! Ведь теперь от Рейна до венгерской границы протянулся единый рейх, от молодого южного вина до северного цельского, от Гельголанда до Тироля, — вот уж истинная радость, настоящее счастье — принадлежать к такому рейху!