Современная греческая проза

Он имел в виду смерть, конечно, но представления Елены ограничивались тем, что она и так уже знала, что он будет играть спектакли весь август, и поэтому никак не успеет заехать на остров. Алкивиад даже предложил ей поехать вместе с ним, если она захочет, но его отец, естественно, был против, так что он ей не позволил – так, по крайней мере, сказала ему она. А вообще она, может быть, предпочла бы валяться с друзьями на пляже, чем бегать за ним по скучным спектаклям с классической музыкой. Как бы там ни было, Елена уже знала, что совсем с ним не увидится до наступления сентября, но, конечно, ей и в голову не приходило, что нынешнее признание Алкивиада касалось чего-то более длительного и неотвратимого.

«Да, я знаю, что у вас спектакли, и я уже вам говорила, что если бы ваш отец позволил, я бы тоже поехала с вами, как вы и предлагали».

«Да-да, конечно. Но главное не то, что могло бы случиться, главное – то, что в итоге происходит».

У Елены было какое-то предчувствие из-за его слишком извиняющегося тона, но она не знала, что ей с этим делать, и это было заметно по тем осторожным интонациям, с которыми она ему отвечала.

«Ну, хорошо, мы же увидимся в сентябре, да? Разве вы не приедете, как только закончатся спектакли, чтобы и с отцом вашим повидаться?»

Алкивиад никогда не ездил на остров только для того, чтобы повидаться с отцом, и Елена за столько лет, наверное, должна была бы и сама об этом догадаться, так что вторая часть вопроса, вероятно, вырвалась у нее от полной растерянности.

«Таковы были мои изначальные планы. Но планы составляются для того, чтобы меняться».

Долгая пауза на другом конце телефонного провода.

«То есть вы, может, и тогда не приедете?»

«Я бы безумно этого хотел, и я хочу, чтобы ты мне верила. Я не собираюсь заводить своих собственных детей, а ты находишься у меня под опекой с тех пор, как была еще младенцем. Ты – самое важное в моей жизни, и всегда именно ты стояла для меня на первом месте. Я никогда тебе прямо этого не говорил, но я надеялся, что ты и сама в этом убеждена».

Вот и все. Елена после таких душевных излияний ни за что не смогла бы подобрать слова, чтобы ответить. Он вообще-то никогда с ней так не говорил, в основном из-за того, что боялся ее критики и жесткого отторжения, которое, вероятно, бессознательно вырисовалось бы в ее взгляде после такого перегруженного признания. Но по телефону ему было нелегко понять, испытывает ли она облегчение от того, что услышала, или просто ужаснулась бессвязной речи своего нелепого опекуна, и это придало ему немного сил. Одно было ясно точно – что он вызвал у нее своими словами сильное беспокойство, которое его отец прекрасно охарактеризовал бы как излишнее.

«Да, я это знаю… – ответила в итоге Елена, и Алкивиад мог легко представить ее озадаченную мордашку. – Но зачем вы мне все это сейчас говорите? Что-то случилось?»

Сейчас ему надо было как-то выкрутиться. Елена была чрезмерно подозрительной, но он счел, что если найдет хорошее оправдание, то сможет ее убедить. Несмотря на все это, он находил неправильным просто так от нее отделаться, поскольку рано или поздно ей сообщили бы о его смерти, и если бы она не была подготовлена, для нее это было бы слишком неожиданно.

«У меня было немного свободного времени в этот период, чтобы я мог поразмыслить и заново оценить прошлое. Все-таки с моей стороны было очень глупо, что я не осмеливался открыто поговорить с тобой о некоторых вещах, ты же уже большая девочка. Мне нужно было бы уже несколько лет назад немного более активно попытаться взять ситуацию в свои руки. Не смысла мне сейчас оправдываться, но я бы хотел, чтобы ты знала, как я раскаиваюсь в этой своей слабости. И поскольку пройдет много времени, прежде чем я увижу тебя вновь, я почувствовал необходимость поговорить с тобой хотя бы так, неопределенно, по телефону. В конце концов, знаем ли мы, кто будет жив, а кто мертв через пару месяцев, как говорится?»

«Вы больны, да?»

Она перепугалась, бедняжка.

«Нет-нет, я не болен» – уверенно ответил Алкивиад. На самом деле он ей и не врал. Болеют только живые.

«Давай-та сменим тему разговора, потому что атмосфера стала очень тяжелой, и я чувствую, что слишком тебя перегружаю. Как твоя подруга Маргарита, как у нее дела?»

Елена с неохотой приняла этот поворот разговора, поскольку оставалась все еще чрезвычайно обеспокоенной и чувствовала, что запуталась в его мрачных недосказанностях, но у нее не было смелости, чтобы настаивать.

«Хорошо… Мы каждый день вместе. Иногда я у нее ночую, иногда она приходит ко мне».

«Прекрасно. А вы никуда на каникулы не поедете?»

«Мы поедем, наверное, на какой-нибудь остров здесь неподалеку, так, ничего особенного… Я хотела поехать куда-нибудь подальше, даже за границу, если можно. Жаль, что ваш отец не разрешает мне поехать с вами».

«Действительно, жаль…» – сокрушенно сказал сам себе Алкивиад. Как бы он ни пытался подавить отрицательные эмоции по отношению к своему отцу, тот снова вызывал их при каждой удобной возможности, но в присутствии Елены он уже привык их не показывать.