Современная чехословацкая повесть. 70-е годы

— Когда увидишь этого стилягу Колмана, — сказал я, — не падай. Девчонки у него только для забавы.

И сразу же подумал: «Вот черт, еще и не поцеловал ни разу, а уже ревную!»

Но Ладену занимали больше мои качества. Что я умею.

Мы миновали запертый антиквариат.

И шли теперь мимо рекламной доски объявлений.

КАРТОТО торгового объединения «Прага» искал бухгалтершу на полный день; а предприятие ИНКЛЕМО — водопроводчиков для воздухоотопительной системы; ЛАХЕМА покупала, только от общественных организаций, ртуть, в том числе и неочищенную. Но больше всего увлекла меня возможность приобрести наложенным платежом семена гвоздики CEANT CHABAUD, цветущей с лета до первых заморозков.

— Гвоздику эту я тебе когда-нибудь приобрету, — сказал я Ладене.

— Ври больше! — не поверила она.

— Честно! — настаивал я на своем. — Если я кого полюблю, то покупаю ему цветы.

— Я рада, — ответила Ладена.

— Чему? — не дал я посягнуть на свою независимость. — Я ведь сказал когда-нибудь и если полюблю.

— Ух ты! — сказала Ладена. — Я вот недавно спрашивала о твоих талантах — пока я вижу, что ты можешь только болтать языком. Иногда, правда, занимательно.

— Могу покрасить комнаты и кухню. Тебе и твоим родичам.

— Ну, это — плагиат, — кивнула она на доску объявлений (бюро пражских коммунальных услуг искало маляра для интерьеров).

— Я тоже это могу сделать, — уверил я ее.

— А что еще ты можешь?

— Досуха вытереть посуду и наколоть дрова.

— Ну, это маловато. Для мужчины.

Она была права.

Но ведь не мог же я рассказывать девчонке, что я в каникулы берусь за все, что подвернется. Торгую фруктами на Либерецкой ярмарке, разношу пиво…

— Еще, — я вспомнил, — с незапамятных времен чиню шариковые ручки и пишу плакаты, у нас, для комитета ССМ[5]. И нет на факультете коридора…

— А зонтики? Не чинишь?

— Ну, разве только твой…

— Врешь ты.

— Возможно.

— А хочешь один раз сказать правду?

— Один раз — да.

— Тогда скажи, что бы ты сделал, если б меня, совершенно незнакомую девчонку, увидал в трамвае?

— Хм… что бы сделал? — начал я рассуждать вслух. — Я бы сказал себе: «Внимание, Алеш. Смотри, какая классная девчонка. Плохо ей будет, если ты ее проворонишь». И заговорил бы с тобой: «Девушка, я вас откуда-то знаю. Откудова же это я вас знаю?..»

Ладена схватила меня за рукав:

— Ой, ну ты просто!..

Что я такое, она не сказала.

Мы находились возле «Глаубиц».

Я затянул Ладену в зал.

Колмана там не было, зато был Вашек Перлик из нашей компании. Он помахал мне от столика, но не нашлось ни одного свободного стула.

Я подошел к нему один, пожал руку и спросил о Ченеке.

Вашек жадно поглощал гуляш и полным ртом промямлил:

— Он был. За час до твоего прихода ушел с Иткой Пражаковой.

Это была новость.

— Ничего нет невозможного, — сказал он и опять стрельнул глазом к двери, на Ладену. Взгляд его говорил: «Что у тебя с этой?» Наконец Вашек не выдержал, спросил:

— Знакомая?

— Кузина Бета, — сказал я, — едет со мной в четверг как подружка невесты.

Он не повел и бровью, но поставил под сомнение мой выигрыш:

— Если не сбежит…

Потом высунул шею из рубашки апаш и дернул головой. К двери.

Приятно было это видеть. Ладена действовала с первого взгляда. «Вот так-то, знай наших!» — подумал я. А вслух сказал:

— Нацеливаюсь на отдельное жилье. Хотя найти и будет трудновато. Смекаешь?

Вашек высказался скептически:

— Комната на двоих — мечта поэта…

— Не беспокойся! — хлопнул я его по плечу. — Что-нибудь да придумаем. Бывай!

Мы прочесали с Ладеной Нерудовку, дошли до «Меценаши», «У Патрона» заглянули в зал, но никого не встретили. Шатались целый час, пришли опять на Старе Место, и тут Ладена, вытащив платочек, вытерла нос и решительно сказала:

— У тебя ноги не болят?

— Ты ведь у нас физкультурница?

— Поэтому я свои должна беречь.

— Ну, значит, у меня болят.

— Может, послушаем немного музыки — ты выдержишь?

Я в ту минуту мог бы выдержать, что угодно, — и Ладена завела меня в одно место, на пятачке возле Вифлеемской часовни. Тут был уютный полумрак, за столиками — по крайней мере по одному выпускнику средней школы, а в уголке — старый патефон с кучей еще более старых, заигранных пластинок. Ладена поставила одну, мечтательно застыла, слушая.

Я взял ее руку — не всю, только кончики пальцев, — стал нежно гладить каждый ноготок (этот пас у меня отработан — со времен бальных танцев в школе действовал безотказно) и посмотрел в глаза.

— Знаешь, мне сейчас ужасно хорошо…

— Знаю, — сделала она лицо, как у праотца Чеха[6].

И немного погодя сказала:

— Кто тебя сегодня вывел из игры с утра пораньше?

— Об этом ты сейчас не говори.

— А все-таки?

— Немножко позже, ладно?

Я улыбнулся. Представил себе, как напишу письмо Ондроушеку, он это любит; что-нибудь выдумаю и отверчусь от неприятных разговоров в деканате. Потом спросил:

— У вас тоже обязательное посещение лекций?

— Некоторых — да.

— Сегодня они были?

— Только Гопкирка.

— Кто?

— Как кто?

— Постой, — не торопясь сдаваться, отвел я свою руку (зато подальше вытянул ноги, пока не коснулся Ладениного колена), — это, как я понимаю, лектор. Только что он читает? Или есть у вас курс под названием «Але-гоп»?