Совокупность лжи

Феррис хотел, чтобы его родители были счастливы, отчасти, чтобы защитить самого себя от такой неприятной вещи, как распад семьи. В старших классах он был одним из лучших учеников, к тому же занимался футболом и борьбой. В обоих видах спорта его знали как человека, «сражающегося до конца». Он играл защитником на задней линии, но во втором полугодии выпускного класса стал играть и в нападении, после того, как получил травму. Занимаясь борьбой, он дошел до чемпионата штата, побеждая более талантливых борцов просто потому, что к третьему раунду они выдыхались, в то самое время когда Феррис, как обычно, был готов сделать еще один, последний рывок. «Любимой цитатой», которой подписали его фотографию в ежегодном школьном фотоальбоме, было изречение Винса Ломбарди: «Победа — не просто все. Победа — это единственное, что существует». Но его главной проблемой в старших классах было то, что он был слишком умен, чтобы быть мужланом-спортсменом, и слишком тренирован, чтобы стать хилым «ботаником». Поэтому он оказался промеж этих двух лагерей, и ему пришлось научиться скрывать свои чувства. Окружающие никогда не могли с точностью сказать, что у него на уме. Главным его секретом в старших классах было непреодолимое желание поскорее перестать быть девственником, но когда в выпускном классе он решил эту проблему, у него еще оставалось достаточно чего скрывать от окружающих. В первую очередь — свои амбиции. У него не было секретов от матери, кроме одного — насколько сильно ему хотелось куда-нибудь убежать из ее загородного дома, чтобы скрыться от чувства неудачи, казалось, пропитавшего здесь все стены.

Феррис не хотел ехать домой, даже в новый дом в Блю-Ридж. Все постоянно напоминало ему об отце, словно беседа, оборвавшаяся на полуслове. Не говоря уже о том, сколько воспоминаний об этом доме было связано с Гретхен. После свадьбы они часто приезжали сюда и занимались любовью едва ли не во всех комнатах, да и на улице тоже. Мысль о Гретхен заставила его вздрогнуть. Он хотел было позвонить Алисе, но последние пару дней ее мобильный был вне зоны доступа или не отвечал. Возможно, она куда-то поехала. Или просто не хотела отвечать. Феррис скучал по ней.

Джоанна настояла на том, чтобы он остался пообедать с ней. Она приготовила ему то, что всегда считала его любимым блюдом, — смесь из мясного фарша, консервированного горошка и томатного соуса, которую она называла «быстрым хашем». Это кушанье никогда не было его любимым, даже близко, а что-то в названии говорило ему, что оно вряд ли полезно для здоровья. Но он не любил разочаровывать маму, которая готовила для него с таким удовольствием, словно стараясь сама себе доказать, какая она хорошая мать. В этом плане у нее был пунктик. «Иногда мне кажется, что я мошенница, и все об этом знают», — сказала она вечером, после обеда, когда они сидели на кухне. Феррис попытался разубедить ее, но она посмотрела на него отстраненным взглядом, словно он вообще не понимал, о чем идет речь.

Джоанна Феррис была чистопородной интеллектуалкой. Феррис всегда думал, что из нее получился бы идеальный преподаватель колледжа. Она могла часами обсуждать какую-нибудь идею, захватившую ее, с Роджером, поскольку его отец в это время обычно возился в мастерской, вырезая из дерева что-нибудь абсолютно ненужное. Их дом был одним из немногих, где в воскресенье днем никто не включал телевизор, чтобы посмотреть игру «Редскинс». Джоанна Феррис обрадовалась, когда Роджер пошел на работу в «Тайм», и очень удивилась, когда он перешел на работу в «Госдепартамент». Но она видела, что ему нравится новая работа, да и, безусловно, столько лет прожив с мужем, которому приходилось хранить служебные тайны, она понимала, куда на самом деле пошел работать ее сын. Более того, она понимала, что он решил расплатиться по счетам.

После обеда Феррис принялся перебирать фотоальбомы, аккуратно сложенные в буфете. Он попытался скрыть от матери свою хромоту, но у него это не получилось.

— Твоя нога не идет на поправку, да? — спросила она.

— Все отлично, — ответил Феррис. — Я здоров, как конь.

Альбомы стояли аккуратными рядами, на корешках были написаны даты и места съемки. Феррис достал альбом, на котором было написано «Бабушка и дедушка». Это был альбом родителей его отца, которые когда-то жили на окраине Питсбурга. Родители матери, жившие в Аппер-Сэдл-Ривер в штате Нью-Джерси, были куда более утонченными людьми, и их называли «Бабуля» и «Дедуля». В этом альбоме фотографий было не слишком много. Бабушка и дедушка жили замкнуто. Феррис всегда считал, что они чувствовали себя неловко. За то, что они живут в Питсбурге, за то, что дед работал на сталелитейном заводе, за то, что они не смогли как следует адаптироваться к этой стране, чтобы их сын стал достойной парой своей жене, стопроцентной американке.