Совет Девяти

Саму же Омарейл долгое время никто не трогал: лишь раз Дар Палладин поинтересовался, находила ли она вино достаточно легким и при этом терпким, и, получив короткий кивок, удовлетворенно пригубил напиток. И один раз Севастьяна, видимо, испытывая сочувствие к явно смущенной такой высокородной компанией девушке, поинтересовалась, что по поводу электричества думала «Мирра». Тогда Омарейл бросила короткий взгляд на Даррита и лишь пожала плечами. Она надеялась, что все посчитали ее перепуганной дурочкой, которая не могла и слова произнести в присутствии принцессы. Вероятно, так и было, потому что больше вопросов ей не задавали до того момента, как подали десерт.

Омарейл уже было решила, что все обошлось: ей удалось промолчать почти два часа, близилось завершение ужина, а значит – и долгожданная свобода. Севастьяна так и не узнала в забитой «госпоже Даррит» свою бойкую сестру. Бериот толком не смотрел на девушку, чтобы о чем-то догадаться. Дар Палладин был слишком увлечен собой, чтобы замечать хоть что-то.

Но тут Белория решил задать девушке вопрос:

– А ведь вы, Мирра, знакомы с творчеством моего друга Дара?

Что-то в его хитроватом взгляде заставило ее нервно сглотнуть. И все же она отрицательно покачала головой, надеясь, что это завершит неначавшийся разговор.

– Хм… – протянул Белория. – Но ведь я видел вас с его книгой в руках пару дней назад. – Он удивленно поднял темные брови, будто ожидал, что она опровергнет его слова.

– М-м, – задумчиво протянула Омарейл, – мг.

Последние звуки должны были означать, что она вспомнила, как познакомилась с шедевром пера Палладина, и теперь готова была подтвердить это.

– Прекрасно, и каково ваше мнение? – не отставал Белория.

Принцесса с трудом удержала себя от того, чтобы закатить глаза. Вместо этого она неопределенно пожала плечами.

– Думаю, Мирре требуется немного времени, чтобы сформировать свое мнение насчет работы господина Палладина, – попытался спасти ее Даррит. – Есть такие книги, которые нужно прочувствовать, прожить.

Дар попытался завязать разговор на тему своих произведений, но Белория аккуратно перебил его, снова обратившись к Омарейл:

– И все же мне интересно мнение именно госпожи Даррит. Молодая девушка, впечатлительная, чувствительная. Каковы были первые эмоции?

– У вас могло сложиться ложное представление… – начал было Норт, но Белория внимательно взглянул на него, и тому пришлось неловко закончить фразу: – О чувствительности моей сестры.

Все глядели на «госпожу Даррит». Та откашлялась и тихо, почти шепотом, стараясь добавить в голос новых для себя интонаций, ответила:

– Мне понравилось.

– В самом деле? Что именно?

Омарейл хотелось расплакаться. Теперь и Бериот сосредоточил на ней свое внимание – не потому, что начал что-то подозревать, а просто потому, что невозможно было оставаться безразличным, когда кто-то настолько откровенно страдал. Щеки девушки порозовели, и Севастьяна – явно из жалости – произнесла:

– Право, господин Белория, вы засмущали госпожу Даррит своими расспросами. Быть может, она не готова делиться сокровенными мыслями.

С благодарностью улыбнувшись сестре, Омарейл сделала глоток воды. Патер Нортастера был вынужден завершить разговор, сменив тему.

Пока морковный торт, разнеженный взбитыми сливками, исчезал с тарелок, Дар Палладин пел серенады своему таланту. В представлении мужчины именно ему удалось найти способ писать проникновенную прозу, способную размягчить даже самые черствые сердца и проникнуть в душу и посудомойки, и знатной дамы. Напоследок он сделал предположение, что в популярности писателя Дара Палладина не последнюю роль играла и его собственная харизма.

Омарейл и Севастьяна переглянулись и заговорщически хихикнули. Самовлюбленности мужчине было не занимать, но вот о харизме говорить не приходилось. Мало кому доставляет удовольствие компания столь увлеченного собой человека.

Наконец хозяин дома переключил свое внимание на недавно открывшуюся библиотеку. Это позволило Дарриту высказаться: место было удачно спроектированным, а читальный зал – в высшей степени комфортабельным.

Принцесса считала минуты до конца ужина. Она бросила взгляд на Ила Белорию: тот вальяжно откинулся на мягкую спинку стула, сложил руки на груди и с интересом наблюдал за беседующими. Смотреть на Палладина не было смысла: тот, восхищенный собственными речами, убеждал Даррита в превосходстве темных занавесок в библиотеке над светлыми. Его собеседник кивал, однако Омарейл заметила, что пальцы правой руки Норта уже сжали чайную ложечку – еще минута, и Даррит начнет раздраженно стучать ею по столу.

Севастьяна держалась прекрасно: зная сестру, Омарейл могла с уверенностью сказать, что та скучала. Но ни словом, ни жестом, ни даже выражением лица девушка не выдавала своего подлинного отношения к этому нудному разговору. Она продолжала смотреть на Палладина с вежливой заинтересованностью.