Совет Девяти

– Знаете, это слово не совсем подходит к его характеру. Он слишком энергичный и… порывистый, хлесткий. Но в стремлении следовать правилам, в том числе в поклонении Свету, он действительно педантичен. Каждое утро в управе начинается со слов благодарности Солнцу. А если кто-то использует бранные слова, он прижимает руку к сердцу.

– Это еще зачем?

Даррит поднял одну бровь, будто бы удивленный вопросом, но затем, вероятно, быстро понял, что принцесса не много знала о таких традициях.

– Чтобы зло не попадало в сердце. Магистры Света учат такому способу защиты от негативного воздействия.

Омарейл хмыкнула. Магистр Родарк, главный магистр Ордора, несущий Свет и поклоняющийся Солнцу, время от времени читал ей лекции, но это было настолько скучно, что она часто просто тихонько читала книжки, время от времени угукая. Вообще, чьи-либо попытки приобщить ее к поклонению Солнцу обычно проваливались, поэтому однажды магистр – скорее сам себе – сказал: «В этой темнице никогда не будет достаточно Света».

На следующий день, пока Даррит работал, Омарейл снова посетила «Таверну». На этот раз она обнаружила Лису в очень возбужденном состоянии. У той все валилось из рук, лицо было бледным, глаза горели.

– Что случилось? – спросила девушка, постукивая пальцами по столешнице.

– Прости, дорогуша, не до тебя, – отозвалась женщина, суетливо ставя на поднос тарелки с чьим-то завтраком.

Она обогнула стойку, и Омарейл отступила назад, чтобы пропустить Лису.

В этот момент принцесса наткнулась на кого-то спиной и с мягким «О, простите» обернулась. Серые глаза встретились с карими, и девушка почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Прежде она видела этого человека только в газете. Однако слышала его вкрадчивый голос, которым сейчас было сказано «Прошу прощения», миллион раз.

Бериот Дольвейн стоял в полушаге от нее и с вежливой заинтересованностью разглядывал испуганное лицо. Омарейл могла лишь надеяться, что он примет ее панику за нормальную реакцию провинциальной девушки, столкнувшейся с господином Советником, будущим мужем принцессы Севастьяны и вероятным отцом наследников престола.

Принцесса кивнула, и Бериот прошел вперед, чтобы взять с вешалки шарф и затем принести его к столику у окна. Там, освещенная солнечным светом, похожая на снежную фею, сидела Севастьяна. Ее волосы, почти белые, были собраны в сложную прическу, но легкие пряди будто бы случайно выбились из укладки и теперь нежно обрамляли бледное лицо. Кожа девушки казалась очень тонкой, на висках, переносице и вдоль подбородка были видны голубые вены. Омарейл не могла оторвать взгляда от сестры. Та, казалось, воплощала собой нежность и воздушность.

– Вот-вот, – пробормотала Лиса, заметив и по-своему трактовав реакцию Омарейл.

– Что они тут делают? – прошептала та.

Лиса ненатурально изобразила безразличие и отозвалась:

– Обедают, что ж? – А затем, все же не сумев сдержать рвущиеся наружу эмоции, которые девушка так ясно ощутила, склонилась и возбужденно зашептала: – Бордора посоветовал им мою таверну. Ее Высочество захотели посмотреть какое-нибудь «обычное» заведение, и Патер направил их сюда.

Омарейл заняла столик, сидя за которым могла исподволь наблюдать за парой. Чинность, с которой они ели, граничила с театральностью. И как же ей хотелось услышать, о чем они говорили, узнать об их настроении, просто подойти и сказать что-нибудь, пускай незначительное…

Но она осталась неподвижна: и когда они встали – Бериот галантно подал Севастьяне руку, а она привычно приняла ее, – и когда прошли к вешалке, чтобы забрать одежду, и когда вышли из заведения.

А на следующий день они уехали из Успада.

Это было вечером, в самом конце рабочего дня, и, кажется, весь город собрался в центре, чтобы проводить жениха и невесту. Взрослые и дети, мужчины и женщины, богатые и бедные – все выстроились вдоль Центральной улицы, чтобы помахать вслед проезжающей повозке с королевскими вензелями.

Омарейл тоже пришла, толком не понимая зачем. Ей быстро стало тяжело находиться в толпе, где буйствовало столько ярких эмоций, и она развернулась, чтобы уйти, но послышалась музыка. Крики и свист, приветствующие кортеж, раздавались все ближе.

Принцесса хотела сделать шаг к дороге, чтобы увидеть деликатно помахивающую всем из окошка Севастьяну. Но именно в этот момент молодой человек впереди заслонил Омарейл окошко между плечами тех, кто стоял в первом ряду. Она разочарованно попыталась попросить уступить место. Ее никто не услышал, зрители были слишком увлечены зрелищем. А затем кто-то ткнул девушку в спину, пытаясь прорваться ближе.

Это совершенно выбило Омарейл из колеи. Она побрела домой, чувствуя себя никчемной.

– Что случилось? – спросил Даррит, вернувшись с работы.

Нарезая картофель, он боковым зрением наблюдал за принцессой, безразлично глядящей в окно.

– Ничего, – бесцветным голосом отозвалась она.

– Не нужно быть эксплетом, чтобы понять: вас что-то огорчило.

Омарейл немного помолчала, а затем высказала то, что все чаще тревожило ее последнее время:

– Я ничего из себя не представляю без титула.