Совершенство

– Вы также не можете погрязнуть и раскаяться в ошибках прошлого, потому что единственный, кто об этих ошибках знает, – это вы. Те, кому вы причинили боль, чью жизнь сломали, – те, кто жаждал бы мести или искал справедливости, – они вас забыли. С чисто фактической точки зрения вы причинили зло, но с эмоциональной вы – пустое место. Для них ваши действия являются ударом молнии, разгулом стихии или некой случайностью, не человеческим умыслом и не зловещим плодом ума с целью навредить им.

Actus reus: заслуживающее осуждения деяние.

Mens reus: заслуживающий осуждения умысел.

Я совершаю преступление, и лишь я помню свою вину.

– Вы пользуетесь своего рода свободой, – продолжала она. – Вы свободны от глаз мира, свободны от неких страданий. Вам в каком-то смысле можно позавидовать.

Недолгое молчание.

Я спросила:

– Это тяжело? По-вашему, это тяжело?

– Что именно?

– Держать ответ перед собой.

– Нет, – ответила она, тихо, как шум далекого моря, и твердо, как камень. – Больше нет.

– То, что вы сделали…

– Я считаю, что совесть моя чиста. Вас забывают, и никто за вами не приходит. Меня помнят, и вот результат. Меня это устраивает.

– По-моему, я иногда сама себя презираю, – сказала я.

Она пожала плечами: ну и что? Как-то справляйтесь с этим.

– Я смотрю на свою жизнь и вижу, что там полно провалов.

Байрон наклонила голову. И вновь: смиритесь с этим.

– Я понимаю, что единственный способ моего выживания находится в настоящем времени. Оглядываясь в прошлое, я вижу одиночество. Одиночество и… сделанные по его причине ошибки. Глядя в будущее, я вижу страх. Борьбу. Возможно, сильную боль. И поэтому я смотрю лишь на данный момент, на настоящее время, и спрашиваю себя: что я сейчас делаю? Кто я теперь? Какое-то время это меня очень дисциплинировало, сейчас, теперь, сейчас, кто я теперь, теперь я профессионал, сейчас я спокойна, теперь я тренируюсь, сейчас я говорю с теми, кто все забудет. Теперь я та, кем хочу быть, теперь я образ того, кем должна быть сейчас. Сейчас. Теперь.

Затем я встретила вас, и теперь я, по-моему, все сразу. Сейчас я женщина, которая в прошлом совершала недостойные поступки. Теперь я женщина, которая в будущем станет лучше, где только сможет. Теперь я существую в настоящий момент, и я лишь это. Просто я сама. Говорю. Просто говорю с вами. Вы все забудете, и настоящий момент пройдет, время поглотит вашу память, а с ней и любую реальность того, что этот момент мог существовать. Но пока что мы сидим здесь, мы с вами, и являемся лишь собой, разговаривая. Это имеет смысл?

– Да.

– Все то время, пока вас искала, я ни разу не спросила себя, что стану делать, когда вас найду. Ни разу. Отказывалась спрашивать. То был вопрос для другого «сейчас», другого момента, я не могла создать его из фантазий. Вы думаете, что я явилась убить вас?

– Это возможно, – задумчиво ответила она.

– Не убью.

– Тогда зачем вы здесь, Хоуп?

– Мне хотелось вас увидеть.

– Зачем?

– Это казалось необходимым.

– Еще раз: зачем? Если вы не жаждете мести, тогда я не понимаю…

Она умолкала. Я смотрела в свою кружку.

Молчание.

Молчание.

Молчание.

Затем.

– Все мысли суть ассоциации и обратная связь, – произнесла она.

Я быстро подняла глаза, всматриваясь в ее лицо, но взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, и мысли шли совсем другой дорогой.

– Одиночество есть не более чем совокупность идей. Я одинока, потому что я не с людьми. Мне нужно быть с людьми, чтобы чувствовать себя реализованной. И со временем вы говорите: я не с людьми, но все же я реализована. У меня есть книги, есть прогулки, есть обыденность жизни, есть мои мысли, и, хотя я и одна, я не одинока. А когда-то еще вы скажете: у меня есть я, мое тело и мои мысли, и люди в них вторгнутся, и я одинока, и все это очень даже к лучшему. Это рай. Вы знаете, почему я выбрала себе псевдоним «Байрон»?

– Нет.

– Он некоторое время провел в монастыре на Армянском острове неподалеку от Венеции. Как и все подобные ему, он был неудержимым сластолюбцем, но в какой-то момент решил… он писал, что «есть наслажденье в дикости лесов, есть радость на пустынном бреге». Вы знаете этот отрывок?

– И есть гармония в сем говоре валов,
Дробящихся в пустынном беге.
Я ближнего люблю, но ты, природа-мать,
Для сердца мне всего дороже,
С тобой, владычица, привык я забывать
И то, чем был, как был моложе,
И то, чем стал под холодом годов.
С тобою в чувствах оживаю,
Их выразить душа не знает стройных слов,
И как молчать о них, не знаю[13].

– Вы читали его поэзию, – лучезарно улыбнулась она.

– Кое-что почитала, пока искала вас. Мне казалось, а вдруг поможет.

– А дело все-таки оказалось в оптиках.

– Целиком и полностью.

Теперь ее взгляд вернулся ко мне, она слегка наклонила голову.