Совершенство

Монотонность, серость, пустота. Иногда дорога резко взлетает вверх и так же быстро стремится вниз. Земля здесь почти все время омывается водой, то и дело попадаются соляные отмели, вдающиеся в берег, словно выплеснутые туда Посейдоном.

Упавшие с холмов камни, как они там оказались? Острые белые зубы, словно от расколотого молнией собора, проплешины желтого мха из ниоткуда, растущие неизвестно на чем.

Дом в форме улья, к двери нет подхода, провода к нему тоже не тянутся, он выходит на озеро и на край залива с бурыми от земли и песка берегами, где сливается с морем.

Здесь красиво?

Это край земли?

Когда наступает вечер, я нахожу убежище на ферме, которую посоветовала женщина, продавшая мне пирог с мясом (с каким мясом? – неважно, забудем) из фургончика, припаркованного на обочине дороги.

И много у вас покупателей? – спросила я.

Люди сами меня находят, ответила она, а за ее спиной надрывалось радио.

Вы знаете, где тут можно переночевать?

Попробуйте заехать к семейству Маккензи, ответила она. У них есть гостевая комната.

Ночлег стоил десять фунтов, и хозяйка фермы дала мне еще одно одеяло, поскольку «вы, наверное, непривычная к холоду».

В углу моей комнаты терпеливо плел паутину паук, настолько привыкший к одиночеству, что не мог постичь появления человека в своих владениях. Я приоткрыла дверь и проскользнула в туалет, где, сидя на унитазе, глядела на висевший на стене вышитый коврик с надписью, гласившей:

И ПОЙДУТ СИИ В МУКУ ВЕЧНУЮ, А ПРАВЕДНИКИ В ЖИЗНЬ ВЕЧНУЮ.

Мой мобильник не ловил сигнал, но мне разрешили позвонить с проводного телефона.

Я сделала один звонок, короткий и по делу, поблагодарила хозяйку за гостеприимство и легла спать.

Проснулась я на рассвете, потому что меня разбудила хозяйка, расхажившая взад-вперед у меня под окном и яростно покрикивавшая на уток.

Утки крякали, и она крякала в ответ, они плотно обступили ее, крича кря-кря-кря, когда она бросала им корм. Кря-кря-кря, подпевала она их громкому и дружному хору. Я подошла к ней и сказала:

– Здравствуйте, я не здешняя. Можно у вас купить что-нибудь на завтрак?

На кухне рядом с печкой сидела ленивая кошка, свернувшись в одиноком кресле-качалке, она открыла один глаз, смело бросая вызов любому, кто попытается сместить ее оттуда, из самой теплой части ее владений. Я обошла кошку стороной, но женщина бросила на нее сердитый взгляд, и та спрыгнула, чувствуя, что проиграла не успевшую начаться битву.

– Ешьте, да ешьте же вы! – воскликнула хозяйка, видя мою нерешительность, и я принялась за домашний хлеб с домашним медом, собранным из ульев до того, как пчелы впали в зимнюю спячку, а она включила погромче радио и стала мыть посуду. Мы не разговаривали, и я не видела ее мужа.

Когда я, покончив с едой, направлялась к машине, она спросила:

– Куда путь держите?

– На край острова.

– В отпуске, да?

– Нет. Подругу повидать.

– Подругу, да? – фыркнула она. – Ну, все так говорят.

Я не стала расспрашивать, что же все говорят и говорят ли хорошее, а поблагодарила ее за завтрак и включила в машине обогреватель, прежде чем завести двигатель и уехать.

Серое небо сливается в одно целое.

Трава сливается в одно целое.

Абстрактная картина, цвета налезают один на другой.

При движении кистью они сливаются, справа налево от моего движения, слева направо от дующего с моря ветра.

Ноги на педалях, рука на руле, экзамен я так и не сдала, но водить машину умею, это навык выживания, дисциплина, папа пришел бы в ярость, нарушаешь закон, дитя мое, но мама бы все поняла.

Делай, что должно, когда идешь через пустыню, говорит она. Обряды, которые совершаешь, молитвы, которые возносишь, – они связывают тебя с собой. Если у тебя их нет, если ты их в себе не отыскала, то ты – ничто, а пустыня – все.

Я горжусь тобой, говорит мама с пассажирского места, улыбаясь серому небу. Я горжусь тобой, Хоуп Арден.

Спасибо, мам. Эй, мам?

Да, дорогая?

Что ты почувствовала, когда увидела край пустыни?

Честно? Мне стало грустно оставлять ее за спиной. Но я все равно зашагала вперед.

Дом на берегу моря.

Я поставила машину почти в самом конце дороги, слишком узкой, чтобы по ней мог проехать автомобиль. А как же в этот дом заносили мебель? – гадала я, шагая на усиливающиеся звуки воды, бьющейся о каменный берег.

Несли на руках, ответила я самой себе. Попросили друзей помочь и вместе справились.

Двухэтажный каменный дом, крыша из шифера, поросшие желтым лишайником круглые камни в облицовке стены, маленькие квадратные оконные рамы, изъеденные солью, с шатающимися стеклами. Белая входная дверь. Врезанная в стену керамическая кошка над дверным молотком, древняя и злобная. Кое-где между кирпичами пробивались сорняки. Кружевные занавески на окнах. В комнате наверху горел свет. Видневшийся в пятидесяти метрах люк свидетельствовал о том, что недавно под землей проложили трубы и электрические провода, спрятав их от неистовых зимних ветров.

Я постучала железным дверным молотком, который как будто широко улыбался у меня в ладони.

Тук, тук.

Подождала.