Указав ей на стул, он улыбнулся с осторожностью.
– Я могу вам что-нибудь предложить или сразу?..
– Перейдем к делу? – улыбнулась Миа, повесив кожаную куртку на спинку стула.
– Да… – сказал Финстад, с таким видом, что именно этого ответа он ожидал и желал.
Он поставил стул напротив нее, сел и на мгновение опустил глаза на белую скатерть, прежде чем взять себя в руки. Миа молчала.
– Я, конечно же, все понял, – сказал он, с опаской поднимая на нее глаза.
– Поняли что?
– Что вы решите, что это я.
– Кто вам сказал, что мы так думаем? – спросила Миа.
– А разве нет? – переспросил Финстад, немного с удивлением и чуть ли не с облегчением.
Миа не чувствовала ничего, кроме жалости, к этому вежливому, хорошо одетому мужчине, сидевшему перед ней. Под глазами круги, руки все время что-то перебирают. Было ясно, что события последних дней сильно на нем сказались.
– В данный момент мы ничего не думаем, расследование только началось, – сказала Миа. – Но я понимаю. Вы знали Камиллу, она была вашей ученицей…
– О, нет, – сказал Андерс Финстад.
– Что нет?
– Не ученицей, нет, я бы так не сказал.
– В каком смысле?
– Камилла была…
Финстад откинулся на спинку стула, словно подбирая правильные слова.
– Была кем?
– Особенной, – наконец сказал Финстад. – Она не была ничьей ученицей, если можно так сказать.
– Как это?
– Камилле нельзя было говорить, что ей делать. Она была очень своенравная и волевая.
Тут Финстад слегка улыбнулся. Его взгляд исчез, как будто он увидел ее где-то вдалеке.
– Так она не была вашей ученицей? В школе верховой езды?
– Что? Ах, да, по бумагам, конечно, была, но никогда не знаешь, что сделает Камилла. Хорошая девочка. Очень. Я понял это с первого взгляда, когда Хелене привела ее сюда. У вас когда-нибудь было такое? Вы встречаете кого-то, кто… Немного харизматичнее других, у кого есть что-то такое…
Казалось, у Финстада не получалось найти подходящие слова, и он сидел, уставившись на белую скатерть.
– Вы любили ее? – спросила Миа.
– Что? Да, все любили Камиллу.
– И вы тоже?
– О да.
– Очень сильно любили ее?
– О да, – повторил Финстад, но вдруг очнулся и понял, к чему вела Миа своими вопросами. – О, нет, нет, не в этом смысле…
Хорошо одетый мужчина затих, будто ожидая следующих вопросов.
– Сентябрь две тысячи одиннадцатого года, – сказал Миа.
– Да.
– Вы знаете, о чем я говорю?
– Конечно, – кивнул Финстад, все еще не поднимая глаз.
– Две девочки, ваши ученицы. Двенадцати и четырнадцати лет.
– Я знаю…
– Фотографии топлесс перед лошадью?
Финстад поднял руки со стола и на секунду закрыл ими лицо.
– Мне стыдно за это… – сказал он осторожно.
– Но вы сделали это?
– Я ведь просто человек. Все могут ошибаться, разве нет?
Он посмотрел на Мию, и она ощутила, как доброе чувство к этому человеку вдруг улетучилось.
– Ошибаться? Так вы считаете, что нет ничего плохого в том, чтобы фотографировать голых девочек, – это вы хотите сказать?
– Что? – удивленно переспросил Финстад.
– Вы пошли в конюшню. Взяли с собой камеру. Силой заставили невинных девочек позировать без одежды перед лошадью, и вам должны это каким-то образом простить, вы это имеете в виду?
Миа в первый раз почувствовала, как похмелье подбирается к голове. Чертов Карри. Из-за него она не спала всю ночь. Суннива. Его игры на деньги. Уже не в первый раз, и скорее всего, не в последний. В конце концов она уложила его спать и не решилась разбудить, когда прозвенел будильник. Оно пришло теперь. Подкралось. Сделало ее раздражительной и злой, менее профессиональной, чем она должна быть.
– Вы педофил и оправдываете себя, правильно я понимаю?
– Что? – непонимающе спросил Финстад.
– Вы меня слышали.
– Что? Нет! Такого никогда не было!
– У нас есть это на вас, – отрезала Миа.
– Но боже мой, – воскликнул Финстад. – У вас что, нет всех бумаг?
Мунк не объяснил Мии всех подробностей, но об этом она умолчала.
– Вы фотографировали двух голых девочек перед лошадью – это то, что мы знаем.
– Нет, нет, нет, – зачастил Финстад. – У вас разве нет всех деталей этого идиотского дела? У вас ведь должны быть!
Еще она приняла таблетку. Чтобы поспать. Всю ночь сидела с Карри. Три часа до брифа. Она проглотила что-то в ванной и вырубилась мгновенно, даже не помнила, как положила голову на подушку.
– Так чем же вы не гордитесь? – спросила Миа, снова овладев собой.
– Что вы имеете в виду? – спросил Финстад почти в отчаянии.
– Вы сказали, что не гордитесь. Тем, что совершили?
– Конечно. Что я был неверен ей.
– Кому – ей?
– Моей бывшей жене! – сказал Финстад, посмотрев на нее на этот раз с удивлением. – Разве об этом нет в ваших документах?
Миа покашляла, почувствовав раздражение на Мунка. Он послал ее сюда, явно не поставив в курс всех деталей дела этого человека, который казался очень честным и порядочным.
– Есть, – солгала Миа. – Но я должна была спросить вас.
– О том, что она так отомстила мне? – спросил Финстад.
– Да, да.
– Что она все придумала? Чтобы отомстить? Потому что я был неверен ей? Что она во всем призналась после? Что все дело отозвали?
– Да, мы все знаем, но я должна была спросить.
– Да, да, конечно, – сказал Финстад.