Соучастник

Итоги наших исследований с должной серьезностью обсуждаются научной общественностью, в таких случаях я надеваю темно-серый костюм, ученый совет, оппоненты, содокладчики, неприветливые представители центральной власти, выделяющей нам миллионы из госбюджета. С критическими работами они не знают, что делать, им нужны принципиальные положения, нормативные показатели, которые они могут поднять в ранг устава. Не нужно особой хитрости, чтобы понять: описание аномалий нужно вовсе не для того, чтобы попытаться их устранить: описание это, собственно, ни на что не нужно. Аномалии создает сама бестолковая власть, которая доводит до абсурда контроль над каждой чего-то стоящей головой и, в интересах самосохранения, ораторствует об общественных интересах. То, что в глазах народа бессмысленно, в глазах руководства имеет очень даже большой смысл; а чтобы его, руководство, любили хотя бы служащие, вверху оно нагромождает привилегии, внизу — непоправимый ущерб. Можно сколько угодно меланхолично жаловаться на то, что мы сами же и создали. С какой стати интеллигенции, состоящей на государственной службе, добиваться реформ против самой же себя? Реформы не проходят не потому, что русские их не хотят: мы сами их по-настоящему не хотим. А хотим мы хорошие должности и чтоб было побольше свободного времени для нас и для наших детей. Дайте еще больше денег на культуру, а мы напишем еще больше книг. Наука пусть будет похожа на науку, но лишь в такой мере, чтобы она не вышла из-под контроля. Партийные контролеры, конечно, народ неприятный, но монополия управления — вещь приятная, так что не так уж и неприятны они, эти партийные контролеры. Мой класс с полным сознанием собственного достоинства ожидает, чтобы его купили по более дорогой цене. Ему бы хотелось чуть-чуть больше свободы, но свободы для других он боится, так что лучше отказаться и от своей. Он понимает, что государственные мужи власть любят больше, чем своих жен, и всей своей сущностью протестуют, когда кто-то, кто бы то ни было, исподтишка норовит кастрировать эту мужскую силу; так что самое лучшее — сохранять с властью взаимные добрые отношения. Ты можешь требовать более просвещенной опеки, это уже разговор по существу, и аппарат мог бы быть организован немного научнее, хотя он и так устроен очень научно. ЦК анализирует и принимает решения, общество их выполняет; это — порядок вещей, столь же незыблемый, как обращение звезд вокруг Солнца; а интеллигентская культура — это музыка сфер, без которой порядок этот лишится своей поэзии.

В клубах наших — мягкие кресла, сносные напитки, медитация о моральной ответственности. Никто не ждет, чтобы мы льстили власти; но безвкусицу критики режима оставим тем, в ком ориентированное на Запад тщеславие выжгло всякую ответственность. Молодежь переглядывается и улыбается иронически: им тоже хочется стать со временем профессорами, но сейчас они презирают папашу профессора, пошедшего на компромисс, сегодня они еще — пролетарии умственного труда. Они приходят в рабочие семьи, интересуются, слушают ли тут классическую музыку, а если нет, то почему нет, и отчего они такие усталые; за магнитофонную кассету опрашивающий получает столько же, сколько опрашиваемый — за неделю работы в цеху. Самой подходящей базой для их нравственной независимости была бы должность исследователя с ненормированным рабочим днем; они с удовольствием бы писали, за государственную зарплату, критические анализы, направленные против государства, но они уже сейчас с неудовольствием знают, что их будущий начальник в этом совершенно не будет нуждаться. А в свободное время, да еще бесплатно, писать критические исследования, направленные против государства, слишком утомительно, да и ни к чему: на этом много потеряешь и мало заработаешь; сначала надо получить ученую степень, а уж потом не спеша подумать, стоит ли ради какой-нибудь дерзкой статьи, которая будет ходить в рукописи, рисковать должностью и зарплатой? Юная девица спрашивает тебя, вступать ли ей в партию: ведь в партии, кажется ей, она сможет делать больше хорошего; мне стыдно, но я не могу дать ей совет; в таком возрасте, как она, я был членом партии, теперь — беспартийный, и не слишком большая разница, с партбилетом или без оного ты работаешь исследователем в академическом институте.

30