Сотрудник ЧК

- А может, мне смотреть неохота? Может, мне желательно, чтобы ты прыснул отседова и дверцу подпер, бо задувает?

- Еще раз говорю; посторонись!

- А то?

- А то пообдеру с порток ленты и девкам отдам в косы заплетать…

Чубатый побагровел.

- Чего-о? - он спустил локти со стойки и зашевелил пальцами на черенке нагайки.

Слева на Алексея горой надвинулся Афоня. Положение становилось угрожающим.

- Перестаньте, пожалуйста! - За стойкой поднялась Федосова. - Если вам надо, идите на улицу, здесь не место…

- Что привязались к человеку? - К Алексею подошел и стал рядом белобрысый красноармеец. - Какого рожна задираете? Пришел человек мирно, письмо написать…

- О, еще один! - удивленно проговорил чубатый. - А ты откуда взялся? Тебе кто межу перепахал?

- Ты, паря, не приставай, - сказал красноармеец. - Не то, смотри, худо выйдет!

- Ого-го!

- Будет тебе и «ого-го».

- Перестаньте же! Вот вам бумага! - Федосова через плечо кавалериста протянула Алексею белый листок бумаги. - Перестаньте…

Алексей взял бумагу и тронул красноармейца за рукав:

- Брось связываться, ну их!

- Идите, идите! - посоветовал чубатый. - А то повыдергаем ходилки, ползти придется! - Он повернулся к Федосовой: - Извиняемся за беспокойство. Неохота вашу самочувствию портить, а то бы мы ему язык-то поукоротили…

Он еще что-то такое говорил, желая покрепче задеть Алексея.

Афоня гудел ему в лад.

Но Алексей уже взял себя в руки, помалкивал.

- Ну, пока до свиданьица, - сказал наконец чубатый, - как-нибудь заедем еще.

- Заходите, заходите, - приветливо пригласила Федосова.

- Заедем! - пообещал чубатый. - Теперича нас не отвадишь. Разведчики - народ верный. Разрешите ручку пожать…

Они попрощались и пошли к выходу. Проходя мимо Алексея, Афоня задел стол, за которым сидел Алексей, а чубатый просипел себе под нос:

- Я тя що встречу, языкатого!

- Давай, давай, разведчик…

Когда за ними захлопнулась дверь, Федосова звонко засмеялась:

- Как вы его поддели лампасами! Убийственно!

Алексей усмехнулся и махнул рукой.

- Пустобрех! - оживленно заметил красноармеец: - Обозники они. Фронтовые ребята так не выламываются.

- Но вы все-таки поступили опрометчиво! - сказала Федосова. - Они могли с вами расправиться, чтобы проявить лихость.

- В такие минуты не думаешь, - возразил Алексей. - Не всегда, знаете, можно сдержаться.

Он наклонился над бумагой, успев заметить, как внимательно посмотрела на него Федосова.

В это время из-за открытой двери в глубине помещения кто-то позвал: «Дося!» Девушка собрала с конторки разложенные на ней письма и вышла, легко и часто постукивая каблучками. Белобрысый красноармеец посмотрел ей вслед и, обернув к Алексею восхищенное лицо, вытянул губы, как бы говоря: «Ух ты, мать честная!» Он еще повозился со своим мешком, попросил у Алексея табачку, закурил, потом долго читал плакаты на стене. Ему не хотелось уходить. Наконец, разочарованно вздохнув, сунул мешок под мышку и тоже ушел.

Алексей нашел на столе обгрызанную ручку, очистил перо от налипшей на него чернильной гущи и задумался. Кому писать? Силину? Может, Воронько? Нет, все не то. Девица работает на почте, вдруг письмо попадет ей в руки?

Он поскреб в волосах и сочинил следующее:

«Здравствуй, Сергей!

Пишу тебе в третий раз, а ответа все нет. Теперь я не в Херсоне, а в Алешках. Родных не нашел. Катя с мужем куда-то уехала. От отца нет вестей. В госпитале, где я лежал, со мною чуть не приключилась беда…»

Алексей описал «мясной бунт» и свое вымышленное участие в нем.

«Сейчас я - писарь в штабе. Работа скучная, а мне другой и не надо. Надеюсь на перемены в жизни, о которых ты знаешь, но пока нет случая…»

Слово «перемены» Алексей дважды подчеркнул: пусть Федосова гадает, что он хотел сказать!

В конце письма он передавал приветы каким- то несуществующим Глебу и Олегу…

Пока Алексей писал, Федосова вернулась за стойку. Поднимая голову, он несколько раз ловил на себе ее зоркий изучающий взгляд. Народу за это время заходило немного: две старушки, беременная женщина с ребенком на руках да пожилой красноармеец из обоза, принесший пачку писем. Все они не вызывали подозрений и долго не задерживались.

Перечитав свое сочинение, Алексей придумал адрес: «Харьков, Церковная улица (в каждом городе есть такая, авось и в Харькове), дом Соколова, Сергею Петровичу Соколову» и, сложив письмо треугольником, понес его к висевшему возле двери почтовому ящику.

- Написали?

Алексей остановился. Федосова улыбалась ему из своего окошка.

- Да вот… написал. Спасибо за бумагу.

- Давайте сюда, я в очередную отправку пущу.

- Пожалуйста…

Она взяла письмо, взглянула на адрес.

- В Харьков? У вас там родные?

- Нет, просто друг. Сам я здешний, херсонский.

- Выходит, мы земляки.

- Вы тоже из Херсона?

- Я родилась в Алешках, но ведь это все равно, - она засмеялась. - А в Харькове я тоже жила - у дяди, на Сумской улице, знаете такую?

- Слышал…

- Соколов, Соколов, - повторила она, точно припоминая, - знакомая фамилия. Это не фабрикант Соколов?

- Нет, он… адвокат. То есть не мой друг, разумеется, а его отец.