- Тихо! - остановил ее Алексей. Теперь он знал все, что его интересовало. - Нельзя так… громко.
- Простите!… Ужасные нервы!… Столько переживаний…
- Мне, пожалуй, нужно назад, - сказал Алексей, делая вид, что его испугала невыдержанность Ванды.
- Да, да… Спасибо вам. Простите…
- Ступайте вы раньше, - сказал Алексей, - я потом.
Она промакнула платком слезы, всхлипнула, кивнула на прощанье и вышла из тупичка.
Алексей, помешкав, бросился в противоположную сторону - к Марусе.
ДИАНА
- Динка Федосова? - удивилась Маруся. - Да ее в Алешках все знают!
- Кто это такая?
- Дочка здешнего почтмейстера.
- Что ты о ней можешь сказать?
- Ничего особенного. В гимназии училась, образованная…
- Какая из себя?
- Красивая…
- Это не примета, ты тоже красивая.
У Маруси неприступно поджались губы, а щеки все-таки покраснели от удовольствия.
- Сравнил гусыню с курицей, - сказала она сухо. - Динка в любительских спектаклях играла всяких дам да цариц. Погоди, увидишь ее…
- Где она живет?
- На Портовой, недалеко от пристани. А работает на почте. Недавно начала. Раныпе-то дома сидела: ее папенька с маменькой за барыню держат.
- А при белых как себя вела?
- Увивались за ней, конечно, всякие офицерики.
- Ну вот, а говоришь «ничего особенного»!
- Да мало ли здесь таких, которым белые - свой брат! Ну и Динка…
- Где она живет, говоришь?
- На Портовой. Иди лучше завтра с утра на почту: она там…
Алексей увидел Федосову сразу, как только вошел в грязное, запущенное здание почтамта, где среди длинных столов валялись на полу окурки и бумажные обрывки, у входа стоял жестяной бак с питьевой водой и болтающейся на бечевке кружкой, а на стенах висели плакаты: «Добьем Врангеля!», «Белому барону - кол, а не корону!» У плакатов были ободраны уголки: на закрутки. Помещение перегораживала стойка, над которой до самого потолка поднималась проволочная решетка с полукруглыми отверстиями - окошками.
За стойкой сидела Федосова.
Теперь Алексей понял, откуда бралось упорство у ее бывшего поклонника, когда он отказывался говорить о ней.
Федосова была красива. Более того: очень красива. Лицо у нее было смуглое, чуть удлиненное, очерченное тонко и нежно, а глаза синие, с влажным блеском в темных зрачках; ресницы, взлетая, касались длинных и словно надломленных посередине бровей. Волосы расчесаны на прямой пробор и заплетены в тугую косу, переброшенную через плечо на грудь, и только у висков оставлены пушистые каштановые завитки.
На нее, как на чудо, не мигая, уставился молоденький белобрысый красноармеец. Он, видно, только что привез и сдал почту, а теперь что-то без нужды уминал в глубоком холщовом мешке и смотрел на девушку завороженно, с изумлением, которого и не пытался скрыть.
Были здесь еще двое: чубатый конник, нахальный и веселый, в казачьем чекмене и серых штатских штанах, к которым были пришиты алые шелковые ленты вместо лампасов, и его приятель, тоже кавалерист, огромный голенастый парень, туповатый и самодовольный, с красным бантом на портупее. Их кони стояли на улице у крыльца.
Чубатый, похлопывал плетью по ножнам уланского палаша и что-то негромко говорил, наклоняясь к стойке: любезничал. Федосова слушала его снисходительно, с терпеливой скукой.
- Как мы есть разведчики, - говорил чубатый, - то, конечно, глаз у нас наметанный. Едем мы мимо на боевых конях, я в окошко глянул и говорю напарнику: «Афоня, говорю, - это его такое имя - Афанасий, - сигай наземь, дело будет, поверь моему боевому опыту». Сказал я так, Афоня?
- Точно! - Афоня громогласно хохотнул и поправил бант на портупее.
- И еще говорю: кажись, боевой товарищ, наступает полное сопряжение судьбы для красной разведки и…
Он оборвал на полуслове и оглянулся, недовольный, что ему помешали.
Алексей шагнул к стойке и сказал первое, что пришло в голову:
- У вас не найдется листка бумаги, письмецо написать?
- Ах, вам листка бумаги! - вместо Федосовой отозвался чубатый и многозначительно подмигнул приятелю.
Нагловатые глазки его ощупывали Алексея. Он явно заподозрил, что этого высокого подтянутого парня привела сюда совсем не нужда в бумаге, а те же причины, что и его самого.
- Промежду прочим, тут не магазин, бумагой не торгуют. Ошиблись адресатом! - он шутовски выпятил челюсть.
Афоня радостно заржал и снова поправил свой шикарный бант.
- А тебе что? - Алексей, прищурясь, взглянул на него. - Больше других требуется?
- Не, я так, промежду прочим.
- Ах, «промежду прочим»! Ну и держи язык за зубами, не суй, куда не надо!
- Ого-го! - протянул конник, не ожидавший, по-видимому, такого решительного отпора. - Ты, гляжу, смелый!
- А кого бояться, тебя, что ли?
- Может, и меня. Неровен час, мозоль отдавлю.
- Оступишься.
- Не оступлюсь! - Чубатый начинал злиться. - Не таких давили!
Привалясь спиной к стойке, он задрал на нее локти, загораживая окошко.
Стычка с ним на глазах у Федосовой была совсем некстати, но отступать было поздно. Девушка смотрела на них насмешливо и выжидательно.
- Ну-ка, пусти!
- А шо будет? - вкрадчиво спросил чубатый.
- Там увидишь.