— Деньги-то… — Степан Ильич хорошо знал, каково у нее с деньгами.
Барашков раздул шею.
— Да ты что, Степан! Или я уж ничего не соображаю?
— Значит, я твой должник? Сколько с меня?
— Отвяжись! Потом.
На предложение надеть все ордена Барашков подумал и сказал:
— Колодок хватит.
В назначенный час они встретились. От Барашкова на версту шибало одеколоном. Не выказывая нетерпения к тому, что ожидалось, Степан Ильич стал спрашивать об Игорьке.
— На переговорный убежал. Вчера с матерью ходили, целый вечер зря прождали. Сегодня с самого утра удрал. Заботы у мужика! Сам-то он тут, а сердчишко уже там.
— Слушай-ка, а у них, случаем, не это самое… не внуком дело пахнет?
Догадке друга Василий Павлович нисколько не удивился.
— Да мы уж сами… Не сознается, дьяволенок! Но беспокоится, спать перестал. Мы теперь сами хотим скорее проводить его. Мать и плакать бросила. Пусть едет, раз такое дело.
Друзья вышли из автобуса и торжественно направились к знакомому подъезду. Василий Павлович, блистая свежеобритой головой, нес огромный букет цветов и косился на глазеющих со всех скамеек старух с вязаньем в руках.
— Они что, каждый раз так пялят на тебя буркалы?
— Не запретишь же!
— Вот народ!
Несколько дней, с тех пор как уехали молодые, Степан Ильич не виделся с Натальей Сергеевной, не звонил по телефону. Барашков уговаривал его сохранять терпение. «Вот уж сядем за стол, тогда!..» От всей затеи откровенно попахивало сватовством, и Степан Ильич, пересекая двор и поднимаясь по лестнице, томился. Прежде чем тронуть кнопку звонка, он оглядел себя. Барашков стоял со своим букетищем «на караул».
«Загадаю, — решил Степан Ильич. — Если она сегодня в том же платье — все будет хорошо».
Встретила их сама Наталья Сергеевна, широко распахнувшая дверь. Сердце Степана Ильича дрогнуло — на хозяйке было то самое, любимое им платье, хорошо облегающее всю ее фигуру.
Первым вошел Барашков, толкая впереди себя букет. Степан Ильич, стесняясь, подстерегал ее взгляд. Сколько они не виделись? Вечность! Сердится она, не сердится? Нет, глаза Натальи Сергеевны, сегодня удивительно молодые, ясного орехового цвета, с черными лучиками от зрачка, просияли одним словом: рада.
За спиной Барашкова они близко глянули глаза в глаза и много, чересчур много сказали без слов.
— Входите же! — прошептала Наталья Сергеевна отдельно для него.
Дальше все получилось само собой: взяв протянутую ему руку, Степан Ильич медленно-медленно склонился и признательно приник к ней губами, ощутив теплую живую плоть любимой женщины. Он не спешил выпрямиться, и Наталья Сергеевна, поцеловав его в седую, аккуратнейше причесанную голову, ласково проговорила:
— Ух, злючка!
Этим было все исчерпано, забыто — по крайней мере, на сегодня.
Благоухающий одеколоном Барашков стоял рядом и наблюдал, все понимая, во все посвященный.
— Веник-то свой отдай! — пробормотал Степан Ильич.
— И то! А я как вошел, так сразу нюхать стал. — Барашков потянул носом в сторону кухни. — Знакомым чем-то пахнет, а не пойму!
— Сейчас поймете. Немножечко терпения.
— Да уж подождем!
— Только прошу вас — в комнату пока не заходите. У меня еще не все готово. Идемте со мной на кухню… А лучше всего так: вы, Василий Павлович, пошли со мной («Слушаюсь!» — пристукнул каблуками тот), а вас, Степан Ильич, я попрошу сходить за Алешенькой. Я выпроводила его на улицу. Он так мне мешал, так мешал!
Малыша Степан Ильич нашел играющим в песке на детской площадке. Алеша поднял голову, узнал его и радостно вскочил, отряхивая ручонки от песка.
— А мы с бабушкой ждали тебя, ждали и перестали!
Искренний порыв ребенка растрогал подполковника, он опустился перед ним на корточки, привлек к себе, затем взял на руки.
— А мама уехала! — докладывал Алешка домашние новости.
— Я знаю. Знаю, брат…
Старухи на скамейках проводили их одобрительными взглядами.
На лестнице в подъезде им встретился Митасов, выутюженный, затянутый галстуком.
— Уходите? — спросил Степан Ильич. — А я рассчитывал — вы с нами.
Сегодня ему хотелось обнять и обласкать всех вокруг. Нарядный интендант оглянулся наверх и остановил его пальцем.
— У нас новость, — сообщил он. — Наследника арестовали. Вы представляете?
Сначала Степан Ильич не понял, о каком наследнике идет речь. Оказалось, о сыне Покатилова. Парень захотел выпить и не нашел ничего лучше, как обокрасть ларек.
— А ведь к этому шло, — сказал Степан Ильич, пересаживая ребенка с руки на руку, — А что сам?
Митасов взял его за пуговицу и еще раз посмотрел наверх.
— В том-то и дело, что я его не узнаю. Он сегодня впервые заговорил со мной. Представляете? Мы столько лет прожили и не сказали ни словечка. Только ругались. А тут!..
— А что ему надо?
— Я знаю? Просто заговорил. Намолчался. Как вы считаете, он ничего с собой не сделает?
— Не думаю, — сказал Степан Ильич. — Едва ли… Так куда же вы? Вернуться не хотите? Ах, на танцы! Ну, тогда желаю вам успеха. Самого настоящего. Понимаете?
Вяло скривившись, интендант изобразил: дескать, какой уж там успех!
Перед дверью в квартиру Степан Ильич взял ребенка под мышки и поднес его к звонку:
— Звони. Пусть открывают.