Соседи

— Мне кажется, он тронулся, — Наталья Сергеевна коснулась пальцем виска. — Он подозревает, что за ним постоянно следят. Как только телефонный звонок — бежит первый. Но если просят к телефону кого-нибудь из нас, он: «Я вам не наймался!» — и бросает трубку. Хам ужасный! Наш Никита с ним воюет, как… как… — и не нашла подходящего сравнения.

— Это зять? — спросил Степан Ильич. — Молодое дарование?

Молодым дарованием ее зятя назвал сегодня с неприязнью и издевкой профессор. Наталья Сергеевна, вспомнив об этом, заволновалась:

— Я думаю, Владислав Семенович что-то придумал. Взять книгу и продать! Не знаю, не знаю…

Ей было неловко, и Степан Ильич спросил совсем о другом:

— Учатся в педагогическом?

— Да. Вот отпустили меня на две недели. А я вернусь, они уедут. Каникулы. Останусь с внуком.

— Трудновато вам.

— А что делать? Они молодые, глупые еще. Ни в чем друг дружке не уступят, оба как ерши. Как в кино, так скандал: одному понравилось, другому нет. Хорошо, что я все время рядом. Правда, Машенька характером помягче — женщина же!

— О ней и профессор говорит хорошо, — заметил Степан Ильич.

— Она у меня славная. Добрая. Искренняя. Но, конечно, у всех свои трудности.

Глухая озабоченность, прозвучавшая в последних ее словах, заставила подполковника прекратить расспросы.

— Если бы вы знали, как моей Машке трудно! — неожиданно вырвалось у нее признание. — Я иногда завидую вертихвосткам. Им, знаете ли, гораздо легче жить.

— Хотите сказать: живут по облегченному образцу?

— А что вы думаете? Конечно! День прожили — и слава богу. Вы слышали, Василий Павлович рассказывал о дочери соседа? А сынок нашего Покатилова? Нашарит у отца рубль — нет рубля, часы лежат — стащит, а в последний раз плащ унес. Все пропивает!

— Это есть, есть, — согласился подполковник. — Но, с другой стороны, возьмите Василия. Парни у него — любо поглядеть! Да и этот ваш… Владислав Семеныч. Он сегодня сам сказал — сын у него какой-то ученый в Киеве.

Наталья Сергеевна замялась.

— Я теперь вспоминаю: Кажется, наш Никита рассказывал. А может быть, и Машенька. Кто-то, в общем, из них… Своего сына Владислав Семенович всю жизнь за руку, за руку. И в институт, и в аспирантуру. До самой науки! — Она изобразила, будто ведет малыша за ручку.

— Да? — удивился Степан Ильич. — Такой блатмейстер? А знаете, что-то в нем есть. Сразу видно.

— Разве это не иждивенчество? Тоже ведь… если разобраться!

Дальше он узнал, что Машенька, единственная дочь, выросла, по существу, без отца, — Наталья Сергеевна овдовела в пятом послевоенном году.

— Раны? Контузия? — спросил Степан Ильич.

— Все вместе. Года два еще было ничего, а потом болезни будто с цепи сорвались.

— Он у вас кто? Пехота? Летчик?

— Сапер.

— О! Им, беднягам, доставалось.

— Ревматизм, всякие артриты. Не жизнь, а… Страшно вспомнить.

— Инвалидность? — скупо, как знающий человек, угадывал Степан Ильич.

Она молча покивала.

Остальное Степан Ильич легко представил сам: «Конечно, пенсия, конечно, недостача. А тут ребенок, а тут…»

— Родственники? — спросил он.

— Нет. У нас никого.

«Значит, пришлось в одиночку… Досталось!» Он вспомнил: однажды в каком-то городе они вдвоем оставили компанию и, проголодавшись, зашли в шашлычную. Наталья Сергеевна плотоядно потянула носом, глаза ее заблестели. «Вы знаете, — призналась она, уютно устраиваясь за липким столиком, — я ужасная гурманка. Люблю шашлыки. Вообще мясо. Куском! С кровью! С дымом!» — «Так в чем же дело?» — спросил он. Наталья Сергеевна смутилась, брови ее сдвинулись, она замяла разговор.

Догадка осенила подполковника только сейчас. «Дурак, — выругал он себя. — На какие шиши? На пенсию?»

— Вы настоящая солдатка, — сказал он с уважением.

Растроганная похвалой, Наталья Сергеевна глубоко вздохнула, взяла уголок платочка в зубы.

— А вы, — спросила она немного погодя, — никуда больше не собираетесь? Я имею в виду — отдыхать.

— Куда же еще? Достаточно, по-моему.

— Владислав Семенович в Кисловодск едет. У них в институте отпуск на все лето, до сентября.

— Мы с Василием на Девятое мая в Москву ездили. Каждый год ездим. Соберемся, своих повидаем… кто уцелел. А нынче… нынче, может быть, в Ленинград соберусь. Надо бы собраться.