И так во всем. Вот о рисе я знал, что он белый и все. Но я умудрился купить такой, который, сколько его не варили при классическом сочетании крупы и воды один к трем, так и не стал мягким. Градову это понравилось. А мне пришлось залезть в интернет и узнать, что рис даже по цвету отличается и бывает бурым, желтым, красным и фиолетовым! А когда я начитался до одури о свойствах каждого сорта крупы, мне оставалось только разлюбить рисовую кашу. С гречкой получилось почти то же! Хорошо еще, что картошку Градов покупал сам.
Что касается одежды, то я не осложнял себе жизнь, влез в серый джемпер и надевал его каждый день, пока в четверг Анька Вощакова не сказала мне с иронией: «Сорок оттенков серого?» Тогда я сунул джемпер в выварку, туда же и носки положил. И вот в тот же вечер Градов и говорит:
— Пора нам бельишко постирать. Мои смены уже кончились, а что у тебя? Давай неси.
Я принес.
— И только то? — удивился Градов. — Я, вообще-то, не в курсе, как вы сейчас одеваетесь. Ну, форма школьная и все такое. У нас девочки в коричневых платьях ходили, а мы — кто в чем. Мне отец раз в год брюки какие-нибудь покупал, а белье в твоем возрасте я донашивал то, что мне мама еще покупала. Однажды, когда я мусор выносил, соседка увидала меня в том, что от майки осталось, и отцу скандал устроила.
Если у вас каждый день все менять нужно, так не проблема. Пойдем и купим, что надо. Только давай сам следи, после душа все бросай в машину. Тебе дезодорантом еще рано пользоваться, но все равно ведь неприятно несвежее белье носить.
Вот в этот день я впервые узнал что-то о Градове от него самого.
Я срываюсь или, как говорит наша англичанка, «ly off the handle»
Мама звонила каждый день, но о чем можно было поговорить за пять-десять минут по телефону. Все, о чем я хотел спросить или рассказать, накапливалось внутри меня. Я как будто носил в себе высокий заряд электричества. и разряжался, срываясь в школе по всяким пустякам.
На русском Владимир Михайлович предложил нам написать несколько связанных фраз со словами «темные облака», «молния», «гром» и «дождь», употребляя прилагательные, а так же деепричастные и причастные обороты.
Я написал:
«Небо нахмурилось. Тяжелые темные облака, обгоняя друг-друга и принимая зловещие очертания отрубленных голов с судорожно раскрытыми ртами и глазами, вылезающими из орбит, ползли к северу. Наступила зловещая тишина, предвещающая разрушительную бурю. Внезапно ослепительная молния, как лезвие бритвы, рассекла небо кровавой царапиной. Хлынул дождь, и пугающе захохотал гром».
Написал первым и сдал.
Старобогатов поменял на носу очки и начал читать. Уже через несколько секунд брови его поползли вверх. Потом он поднял голову, опять поменял очки и спросил несколько растерянно:
— Ивин, Вы что, Кинга начитались!!
(Кстати, я просто кайфую, оттого, что он нас на Вы называет!)
Я не ответил, а только плечами пожал. Я ужасы Кинга забываю, когда закрываю книгу или отрываюсь от монитора. А сейчас ужасы обступили меня со всех сторон и не уходили даже во сне!
А Владимир Михайлович продолжил:
— Знаете что, мой друг, загляните ко мне после уроков. Обсудим, гм, некоторые особенности образности и экспрессивности Вашего текста. А за грамотность получаете «отлично».
Я не очень-то хотел в школе оставаться. Мне в бассейн нужно было спешить. Впрочем, надолго меня Вэ-эМ не задержал. Спросил, почему мои фантазии такие мрачные, может это связано с какими-то личными проблемами? Вот умный же человек, но неужели он думал, что я вот так все ему и выложу. Я, конечно, сказал, что это просто прикол и обещал в следующий раз написать что-нибудь повеселее. По-моему, он вздохнул с облегчением, отдал тетрадь, и я побежал одеваться. И надо же было мне с этой тетрадкой в руке столкнуться с Климовым и Шаповаловым! Это у нас в классе два абсолютно диких типа. Они здоровые, как кони, а когда после физры надевают рубашку поверх мокрых футболок, в классе такая вонь стоит, что дышать невозможно. В Шаповалове еще заметен какой-то интеллект, а Климов — откровенный тормоз и садист. Я для них желанный, но трудно достижимый объект развлечения. Когда мы с Шишкаревым и Вандой втроем, они меня не цепляют, а если один — мне достается. Их любимое шоу — «взять меня в коробочку» и орать на ухо некие слова, которые в книгах заменяют многоточием. Они знают, что я этого физически не переношу. Ну, и руки, конечно, распускают.