Сороковник. Книга 3

Стоит нам показаться, рядом словно из-под земли вырастают двое тёмных рыцарей. Они действительно тёмные: упрятаны с ног до головы в чёрные кожаные доспехи, в шлемах, закрывающих верхнюю часть лица. Но, как ни странно, вооружены не мечами, а лёгкими крис-ножами, наподобие того, что я видела у Маги. И доспехи у них — не легковаты ли для воинов? В моём представлении рыцарь — это непременно латник и мечник, не иначе…

Мага небрежно поводит плечом — и вокруг нас закручивается звёздчатая спираль. Мы для неё — центр оси, спиралька постоянно перемещается вверх-вниз, то взмывая над головами, то почти касаясь земли. К первой присоединяются вторая и третья, в бесконечном вращении они образуют вокруг нас призрачный кокон. Такую защиту я вижу впервые.

Мы пропускаем Главу вперёд. Навешиванием защиты он себя не утруждает, но вслед за ним тотчас смыкаются спины двух рыцарей, которые и ставят сдвоенную сеть, и, сдаётся мне, гораздо мощнее нашей, потому что я замечаю в ней какие-то иные вкрапления — очевидно, стихийные. А может и антистихийные. В самом центре разорённого гнезда огневиков — разумная предосторожность, мало ли кто откуда выползет.

В нескольких шагах от нас — Кайс под охраной ещё двоих некромантов. Негр возвышается над ними, в общем-то, не низенькими, больше чем на голову, агрессии не проявляет, наоборот: спокоен и выдержан. Руки скрещены на груди, на застывшем лице ни один мускул ни дрогнет, словно это не к его шее третьим рыцарем приставлен кинжал. Дон, подбрасывая на ладони кольцо, не спеша приближается к евнуху.

— Отпустить, — негромко говорит. Поколебавшись, тот, что сзади от объекта, убирает кинжал и делает небольшой шажок в сторону. Миллиметра на два отодвигаются те, что с боков от чернокожего. Формальности соблюдены.

— Кайсар-Ад-дин ибн Хоттаб ибн Рахим, из клана Пустынных Воинов, я полагаю, — утверждающе говорит ГЛАВА.

— Дон Теймур дель Торрес да Гама, из Тёмного клана, я полагаю, — эхом окликается гигант. И в этот миг мне почему-то кажется, что они с доном — одного роста.

ГЛАВА в последний раз подкидывает на ладони перстень, внезапно полыхнувший багрянцем от попавшего солнечного луча. Ловко перехватывает пальцами. У него на мизинце — свой камень, чёрный.

— Похоже, это теперь принадлежит вам.

Вот так демократично. Благородный дон, ГЛАВА и прочая и прочая — евнуху, рабу: "Вам".

Кайс медлит.

— Разве остался ещё кто-то из рода? — с преувеличенным удивлением спрашивает дон. Внимательно отслеживает, как кольцо, непостижимым образом растянувшись, устраивается на указательном пальце Кайса. Наклоняет голову в знак одобрения. — Как полномочный представитель Совета Глав я приглашаю вас присоединиться. Следуйте за нами, Кайсар-Ад-дин.

ГЛАВА 7

Опять куда-то идти?

Нет, я больше не могу. Я устала, хочу пить, еле держусь на ногах… голодная, в конце концов, а мне ещё предстоит тащиться со всеми на какой-то там Совет. На кой я им нужна? Не обойдутся ли? Имейте состраданье, наконец, к только что освобождённой женщине; мне сейчас полагаются тишина и покой, постельный режим и сочувствие окружающих, так почему вместо этого я должна, словно фрейлина из королевской свиты, спешить-не-отставать за благородным доном?

Впрочем, он не столь стремителен в движениях, как сыновья: поступь у Главы размеренная и степенная, как и полагается особе такого ранга; сопровождающим лицам приходится невольно подлаживаться под его темп. Он возглавляет процессию, в упор не замечая рыцарей охраны и о чём-то вполголоса переговариваясь с сэром Майклом; справа от него плывёт, как бумажный пароходик на бечёвочке, призрачная фигура Тарика. Кайсар-ад… нет, язык сломаешь, пусть будет просто Кайс, — погружён в свои нелёгкие думы и, несмотря на ненавязчивый эскорт двоих тёмных по бокам, как и дон, их не замечает, да и вообще — шествует, будто один средь пустыни. Да кто он такой, в конце концов?

Только сейчас замечаю, что и мы с Магой — в сопровождении почётного караула; но по примеру тех, кто впереди, делаю вид, что так и надо. И вдруг, случайно запнувшись за вывороченную плитку, повисаю на Магином локте.

— Ну что ещё… — начинает с досадой суженый. — Ива? Да ты белая совсем, тебе плохо? Вот что: нечего туда ходить. Всё, что нужно, Совет видел, довольно с них.

Бесцеремонно сломав построение, увлекает меня к одинокой садовой скамье одной-единственной в гаремном дворике, не опрокинутой ураганом, но изрядно подмоченной ливнем; сбрасывает плащ на мокрое сиденье. Я не возражаю, потому что до сих пор чувствую предательскую слабость в ногах. Прислонившись к твёрдому мужскому плечу, стараюсь дышать чаще, потому что никак не могу разогнать дурноту и мельтешение белых мошек перед глазами. Случалось иногда со мной такое, давным-давно, лет пятнадцать назад… перед обмороками. Если получалось вовремя присесть или прилечь — иногда помогало. Ох, не дотяну я до суда, даже если ГЛАВА сильно захочет меня там увидеть.