Сороковник. Книга 3

Задумавшись, я и не замечаю, как ополовиниваю буханку на вкуснейшие бутерброды с маслом, сыром и мёдом. Чтобы столько в меня вошло раньше — да ни за что! А главное, я даже не чувствую, что объелась или хватанула лишнего, еда проскакивает в неограниченном количестве, как в чёрную дыру, а не в желудок. С удивлением поглядев на буханку, я всё же прячу её в буфет, и, не удержавшись, набиваю карманы сушёными яблоками. О, да, мне хорошо знакомо состояние хронического голода, присущее, как говорят, многим беременным, когда через четверть часа после сытного обеда кажется, что не ела дня три, не меньше. На тот случай и нужен запас. И уже перед самым уходом быстро возвращаюсь наверх и прихватываю подарок Ника. Просто из принципа. Если уж с ошей… с подарком Главы смирилась, то презент от дорогого моему сердцу родственника тем более надо прихватить. Да и ветрено может быть на улице, а волосы у меня уже заметно отрасли, мешаются, когда путаются, а гребень — это и расчёска, и заколка…А всё-таки перед выходом из дома бархотка малость сдавила шею, мне не показалось, всего на миг, будто предупреждающе. Да знаю, знаю, дорогой дон. Только вот незадача: слишком вы далеко в сей момент. Вот и занимайтесь своими делами. Не отвлекайтесь. Каковы мои планы? Хочу пойти к Васюте. Пусть его нет, пусть в доме пусто — Ян ведь тоже уехал, но мне только бы коснуться стен, что помнят хозяина, перил, отполированных его ручищами, будку Хорса погладить. Слишком часто в последнее время я думаю о Маге и редко — о другом мужчине, тоже мне небезразличном, а если уж предстоит разбираться с собственными любовями, то будет справедливо — дать шанс обоим. И пусть сейчас со мной нет рядом ни одного, однако на них работают воспоминания. Их-то я и хочу уравновесить. Ветрено и в самом деле… Плотнее запахиваю куртку. Бреду, бездумно поглядывая по сторонам. И с каждым шагом, приближающим меня к кварталу русичей, становится не по себе. А ну как воевода не только мне свои претензии высказал, но и перед своими сородичами успел пораспинаться? Вроде бы и не болтун, но был он вчера сильно не в адеквате, и это ещё мягко сказано, мог в досаде и наболтать неизвестно что. Ох, как он меня тогда… «Быстро ты Васюту забыла. И уже к Тёмному подлегла…» Меня накрывает запоздалая обида. Эх, Ипатий… Не ожидала. Может, и впрямь тебя Игрок обработал или выудил затаённые мысли? И думал ты: кто её знает, эту пришлую Ванессу, бабья хитрость известна… Уж не окрутила ли она

Васюту так, чтобы он сам вместо неё миссию вызвался пройти? Все мы на ласку податливы, мог и богатырь купиться, не понять, что его используют… Да и в самом деле, с чего я решила, что всем должна нравиться? Всегда найдутся те, кто расценит твои поступки иначе, перевернёт всё с ног на голову. Вот, как Ипатий. Надумал, завёл себя, распалился — может, и не без посторонней помощи, по себе знаю, как Игрок прессинговать умеет — а тут и Обережница перед глазами замаячила. На ловца, как говорится, и зверь бежит… Выхватываю из кармана гребешок, как меч, и сердито скалываю волосы на затылке. Хватит! Улочки почти пусты, свисают с подоконников и балконов поникшие цветочные гирлянды, ветер гоняет по мостовой осыпающиеся лепестки. Город отдыхает после вчерашнего праздника. И в тишине хорошо слышны торопливые шаги, догоняющие меня. На какой-то момент мне кажется, что мир дрогнул и заискрился, но это всего лишь чуть заметная спираль защиты. Стражи не дремлют. — Госпожа Ванесса! — окликает смутно знакомый голос, и я оборачиваюсь. Рорик, ну конечно! Запыхался малость, словно целый квартал за мной мчался. Выглядит-то он значительно лучше прежнего, хоть и в том же линялом балахоне, но куда-то и сутулость исчезла, и затравленности во взоре больше нет. С виду и не поймёшь, что маг: простой долговязый парнишка, рыжий, зеленоглазый и, в общем, симпатичный. Но до сих пор бестолковый. Не знаю, чему успел научить его за столь короткое время Симеон, но только мою защиту молодой обережник в упор не видит, и, со всей дури напоровшись на защитный виток, ойкает и отлетает в сторону, чуть не упустив из рук знаменитый дедовский посох. — Дитя дитём, — говорю. — Ты что, не видишь, куда прёшь? Да не трогайте его, — добавляю просительно куда-то в сторону, ибо и сама не знаю, к кому обращаться, — это свой. Рорик пристыжено потирает переносицу. Умудрился, стараясь сохранить равновесие, долбануть себя посохом по носу. — Так ведь, — он вдруг запинается, — госпожа Ива, торопился я. Догнать хотел. Должок ведь за мной, ножичек-то у меня так и остался! И уже лезет в котомку, дурачок. — Да ты что! — шиплю, перехватывая его за локоть. — Сдурел? Тут, понимаешь ли, охрана вовсю бдит, а ты за ножом полез! Ведь сперва прихлопнут, а потом только разбираться начнут! Растерявшись, он вытаскивает из наплечной сумки пустую руку.