Сорок уроков русского. Книга 1

Весь мир сегодня прикован к России не только газовыми трубами; от нас ждут новой формы власти, именно в русском котле должно свариться алхимическое вещество иного вида правления, которое обеспечит безопасное существование планеты на следующее тысячелетие. Однако не стоит обольщаться: поначалу мир примет в штыки все, даже явно удачные начинания, последует шквал критики, даже угроза войны. Потому как замшелая, уродливая «демократия» американского образца отомрет не в одночасье и еще долгое время будет путать ноги и заморачивать сознание человечества. Кроме того, пока мы обогреваем Европу газом и заправляем топливом автомобили, то есть пока гоним сырье в чистом виде, России не позволят производить товарную продукцию, развивать какую-либо иную экономику и, тем более, менять форму власти. Европу пока устраивают менеджеры, с которыми можно договариваться о поставках. И, напротив, претит любая, даже самая справедливая ее форма, ориентированная на благо России. Произошла парадоксальная ситуация: мы стали заложниками своих собственных богатств, особенно углеводородов, которые не позволяют нам развивать и совершенствовать общественное устройство. Копировать модель — сколько угодно, создавать свою, самодостаточную — ни под каким предлогом. Поэтому в России в срочном порядке убиваются образование и гуманитарные науки.

Но выход есть, точнее шанс выскочить из замкнутого круга. Химера под названием Единая Европа дышит на ладан и скоро рухнет с великим политическим и экономическим треском. Это будет сигналом для России. Иное дело — способны ли наши менеджеры воспользоваться ситуацией? Хватит ли мужества при их нынешнем образовании? А эти вещи, образ и мужество, связаны как тело с кровеносной системой.

Однако перекладывать всю ответственность на плечи власти невозможно. Ее, власти, образование и мужество зависит от духовно-волевого потенциала народа, который ныне пока называется населением и названию своему соответствует. В подобной ситуации на Руси отыскались один светлейший князь Пожарский и гражданин Минин.

Поэтому и говорят, все новое — это хорошо забытое старое.

Можно, конечно, вернуться к принципам вечевого правления, к ранней и традиционной русской демократии, при которой на вече выбирали или призывали со стороны светоносного князя, окружив его справедливыми мудрецами — вечевыми, вещими старцами. Несколько осовременить, подретушировать, оцифровать... Только вот с какого острова нам привезти этого князя? Где она, былая Аркона? Да и подобные «советы старейшин» у нас уже существовали и благополучно бездействовали, будучи ширмой самовластья. И сейчас можно собрать еще один, как прикрытие, и там непременно окажутся яркие выразители чаяний населения — отставные чиновники, постаревшие олигархи, живущие в Англии, бесогон Михалков, банкиры, певцы, журналисты и просто свои люди. То есть как в Общественной палате, и замысел будет погублен на корню. Мудрые старцы туда никогда не попадут; не захотят сами, потому что мудрые, и не пройдут теста на лояльность к самодержавной власти.

Да и при нынешних отношениях власти и населения, кажется, мечтать-то рано о чем-то новом. Власть чует гарь грядущего пожара, торопливо принимает драконовские законы, пытаясь обезопасить себя от возмущенной толпы; толпа давно преодолела болевой порог, мрачно взирает на власть и лишь ухмыляется. Мол, давай непомерные штрафы, административные аресты, общественные работы. А лучше давай сразу концлагеря. При таком положении трудно надеяться на пылкие, искренние, тем паче взаимные чувства. По сути, обе стороны замерли в ожидании, кто же проявит инициативу: верхи боятся оранжевой чумы, нервничают и тайно, как освобождение от страха, ждут решительного действия низов. Дабы от них получить поддержку, мужество и попробовать что-то изменить. Низы, несмотря на собственное положение, пребывают в некоторой растерянности, одновременно насыщаясь возмущением и яростью, ибо давно отвыкли от проявления своей воли, кроме бунта, ничего впереди не видят, но самое главное — бунтовать не хотят. Прививка сработала, в крови выработались антитела, в сознании сидит ржавый гвоздь — всякое восстание смертельно. Ни в оранжевом, ни в серо-буро-малиновом исполнении. Поэтому я призываю соотечественников не к беспощадному бунту, но к образованию.